И поскольку птице можно обрезать крылья, но не стремление к свободе, то я встретила Ника во всеоружии, то есть сделала вид, что не заметила его отсутствия. Тем не менее я не смогла себя переступить и продолжала вести себя как идеальная райдиэль. У меня возникла новая фобия — меня мутило от одной мысли о физической боли, поэтому я боялась расстаться со своей защитной оболочкой. Страх был столь велик, что по возможности я старалась избегать общества Ника.
Похоже, Мирон понял, что со мной творится, и по мере своих возможностей старался отвлечь внимание Ника от меня. Под любым предлогом он заводил речь о его работе и поначалу это срабатывало. Сначала неохотно, а затем, увлёкшись, Ник переключался в режим наставника и объяснял, в чём суть его задумки, а я терпеливо ждала, когда они покинут столовую, чтобы уйти вслед за ними и продолжить свои расчёты. С некоторых пор я тоже работала — приводила в порядок своё открытие. И то верно, хватит уже бездельничать, занимаясь всякой ерундой. Пора менять приоритеты. Жизнь — это не только любовь, это ещё и ответственность. У меня намечены лишь основные положения моей ТВП, она же теория временных потоков. В отпуске я посмотрела сайт нашей Академии — там уже наваяли кучу вопросов к ней, а некоторые подарки вообще утверждают, что она из области фантастики и с действительностью не имеет ничего общего.
Ну, тогда я вас поздравляю. Если моя ТВП не верна, то к месту назначения долетит лишь наш прах, да и то лишь при условии, что материалы звездолётов выдержат столь длительный полёт. Правда, есть ещё один вариант развития событий. По примеру Ника мы будем законсервированы в звездолётах и фиг знает сколько времени проболтаемся в космосе. Возможно, когда нас отпустит стасис-поле включённых двигателей, наша солнечная система уже перестанет существовать и не дай бог вместе со всей Вселенной.
Вот такие дела. Значит, я должна доказать, что права я, а не скептики.
Некоторое время я ещё осторожничала и выполняла роль заботливой хозяйки дома, а затем с головой ушла в работу и порой целыми сутками не вылазила из капсулы сопряжения. Правда, привычка — вторая натура, и рано поутру я продолжала заниматься с туаши. Когда мы встречались в тренажёрном зале, Ник ничего не говорил, точней, мы оба делали вид, что не замечаем друг друга. И никаких поединков в иметис — мы занимались по отдельности. Не знаю, как он, а я была счастлива.
Пара месяцев ударной работы и моя теория обрела стройную систему. Вот теперь к моей ТВП уже никто не подкопается — всё настолько разложено по полочкам, что лишь дурак будет утверждать, что она не жизнеспособна.
Довольная собой я решила, что такое событие нужно отметить. В конце концов, хватит уже играть в молчанку, пора помириться с Ником.
Сказано — сделано. Я привела себя в порядок и направилась в столовую, где соорудила праздничный ужин и села за стол в ожидании сотрапезников.
Первым появился Мирон. При виде меня он просиял.
— Мари! Слава богу, с тобой всё в порядке! — обрадованно воскликнул он и похромал к своему месту.
Свежие следы криты говорили сами за себя, и я стиснула зубы. Вот сволочь! Пока я работала над ТВП, этот гад отыгрывался на нём.
Аккуратно опустившись на стул, Мирон предостерегающе глянул на меня.
— Не беспокойся, Мари, со мной всё в порядке. Это выглядит страшней, чем есть на самом деле. К тому же мне попало за дело.
Глаза затуманили слёзы. За дело, да? Надо же, какая знакомая песня! Я тоже это говорю себе, ведь ничего другого не остаётся.
— Тихо-тихо! Не плачь, малышка! Всё будет хорошо, — попытался он меня успокоить.
— С чего вдруг? — всхлипнула я. — Вечно ты обещаешь, а лучше не становится.
Мирон быстро глянул на меня, а затем потянулся за хлебом. Не удержав хлебницу, он вслед за ней уронил графин с клюквенным морсом. Умный дом тут же выслал подмогу и уборочный автомат заелозил по полу, собирая осколки стекла и намокшие куски хлеба.
— Чёрт! — Мирон виновато улыбнулся. — Извини! Что-то я сегодня как слон в посудной лавке.
— Ну-ка, встань!
Смахнув слёзы, я подошла к нему и, невзирая на его протесты, исследовала суставы рук, ног, а затем рёбра. Слава богу, переломов не было, одни вывихи.
— Тиаран, аптечку скорой помощи. А ты давай раздевайся, — сказала я Мирону.
Он было снова запротестовал, но я велела ему заткнуться и делать, как велено. При виде обширных синяков и многочисленных следов криты на его теле меня затрясло от злости. Убить мало этого ископаемого садиста!
Как могла, я вправила вывихи и наряду с обезболивающим закачала в него лекарственный комплекс, ускоряющий восстановление организма. Судя по тому, что его торс вновь начал обретать скелетные очертания, его война с Ником идёт полным ходом, и он снова голодает.
— Регенерация совсем на нуле? — спросила я, хотя и так было ясно.
— Ничего страшного, — Мирон беспечно улыбнулся. — Не грузись, я и не в такие переделки попадал.
Как будто это возможно. Этот упрямый баран будет бодаться с Ником до тех пор, пока тот его не прикончит.
— Да уж, тебя и раньше били будь здоров, — я вздохнула. — Садись, ешь. И будь осторожен, постарайся ко всему прочему не заработать заворот кишок.
— Спасибо, мой ангел. Твоя забота для меня дороже всех сокровищ мира.
Естественно, Ник не мог пропустить такой момент и вошёл именно тогда, когда Мирон по-джентльменски целовал мне руку.
— Оба на колени! — приказал он.
Ну вот, начинается! Я встала на колени и потянула Мирона за собой. «Сделай милость, хоть ты не кочевряжься и не порти мне праздник», — мысленно сказала я ему. «Ладно, только ради тебя», — ответил он, но опустился лишь на одно колено, как это делали европейские рыцари перед своими сюзеренами. Кстати, то обстоятельство, что он владеет мысленной речью говорит о том, что он уже вышел из возраста молодняка.
Я сказала требуемую формулу прощения, Мирон промолчал, но Ник, слава богу, не стал лезть в бутылку и разрешил нам сесть за стол. Он даже был столь любезен, что спросил по какому поводу праздник. Я сказала, что по случаю доказательства абсолютной верности теории временных потоков, и за столом вновь воцарилась тишина.
Этим же вечером Ник пришёл ко мне, и я без колебаний бросилась в его объятия. Как слепец, я гладила его по лицу и плечам, а потом с чувственным наслаждением пропускала сквозь пальцы его переливчатые тёмные волосы, гладкие и упругие как звёздный шёлк. С сердечным трепетом я подняла голову и утонула в глубине его глаз. Ник любил, в этом не было сомнений. Я потянулась к его губам, и он ответил мне страстно и нежно.
Это была сумасшедшая ночь. Мой прекрасный принц превзошёл самого себя. Я умирала раз за разом, чтобы снова воскреснуть и вознесись к вершинам наслаждения.
Тем горше было проснуться и обнаружить, что я снова одна.
У меня заныло сердце. Ник ушёл и, вполне возможно, навсегда. Он — эреец и этим всё сказано. Вдруг, несмотря на любовь, он не простил моего предательства? Я знаю, что именно так он расценил мой прыжок в ущелье, но старалась убедить себя, что ошибаюсь. И вот доказательство.
Господи! Если это была ночь прощания, то лучше мне умереть!
Теперь, когда во весь рост встала угроза его потерять, у меня будто открылись глаза. Да, Ник далеко не подарок. Он расчётлив и жесток. Добиваясь своего, он идёт не просто по головам, он идёт по трупам, но не потому, что ему нравится убивать, а потому что он так воспитан. Если бы меня с пелёнок заставляли думать о благе государстве, безжалостно вытравляя всё, что может этому помешать, я была бы такой же, как он. Власть коверкает душу, особенно потомственная власть. И всё же Ник не чудовище, хотя многие не согласились бы со мной. Ну и пусть! Мнение остальных меня не волнует, главное, я его понимаю, а раз так, то нужно действовать!
Не в силах вынести неизвестность, я быстро собралась и со всех ног понеслась в тренажёрный зал. Птицелов был готов отпустить меня на свободу, да вот беда, без него она мне не нужна, и я должна сказать ему об этом!