— Папа оставил ее мне, — мягко говорю я, делая вид, что не замечаю ее оговорку.
Французская вилла принадлежала нашей семье на протяжении нескольких поколений, как и большинство объектов недвижимости, которыми я владею. Она была приобретена моим отцом двадцать семь лет назад как свадебный подарок моей матери. Там они провели медовый месяц.
Я не посещал ее много лет, но Блайт бывает там часто. Я знал, что она была бы недовольна продажей, но сохранять ее нет смысла.
— Она должна была быть моей, — бормочет Блайт.
Я не возражаю. Если бы все было по-другому, я бы подарил ей ее на выпускной.
— Мне нужно... — Я выдыхаю. — Мне нужно продать ее, Блайт. Есть много… очень много того, что оставил папа, что я пытаюсь урегулировать и научиться управлять, и я просто… пытаюсь избавиться от одной проблемы. — Ты все еще можешь уехать в среду. Она поступит в продажу только на следующей неделе.
Я еду на юг Франции, чтобы разобраться с продажей — поездка, которой я не ждал с нетерпением, а теперь боюсь.
— Почему ты просто не можешь нанять кого-нибудь, кто управлял бы всем за тебя? Потом ты сможешь вернуться в школу и...
— Это моя ответственность, Блайт.
— Значит, мое мнение не имеет значения? — она бросает вызов.
— Конечно, имеет. Я просто… это не меняет моего решения. Мне жаль.
Моя сестра ничего не говорит, просто изучает меня. Несколько секунд мне кажется, что она собирается меня отговорить. Она знает, что прошлой осенью я продал офисное здание в Пекине и жилой комплекс в Ванкувере. Недвижимость, о покупке которой я даже не подозревал. Я обращал мало внимания на его деловые отношения, потому что не думал, что мне это было нужно. Учитывая очередную продажу и отказ на ее карте, нет ничего страшного в том, чтобы учитывать возможность того, что у нас проблемы с деньгами.
— Прекрасно. Продай ее. — Блайт отодвигает стул и встает. — Увидимся позже.
— Куда ты идешь?
— От боли я чувствую себя как выжатый лимон, — говорит мне сестра. — Поэтому мы с Клэр едем за покупками в Ковент-Гарден.
Я вздыхаю. Я не должен принимать на свой счет то, что Блайт хочет провести время со своими друзьями, но мне кажется, что ее поспешный отъезд означает, что я плохой брат.
— Бабушка ждет нас на чай в три, — напоминаю я ей.
— Я не смогу прийти.
— Блайт...
— Что? Мы оба знаем, что она все равно хочет видеть только тебя.
Я хочу поспорить, но это не поможет. Менять мнение Блайт или моей бабушки — а они мало в чем сходятся — все равно что пытаться гнуть железо.
— Она любит тебя.
— И я люблю ее. Особенно когда меня не заставляют слушать лекцию о моей осанке, манерах или о том, что мода — это хобби, а не профессия. Я навещу ее на следующей неделе.
— Ты обещаешь?
— Обещаю. Увидимся за ужином. — Блайт разворачивается к двери.
— Подожди. Это для тебя. — Я наклоняюсь, чтобы поднять бумажный пакет с пола. Ставлю его на стол красного дерева и пододвигаю к сестре. — От Джорджии.
Реакция Блайт предсказуема.
— Мне ничего от нее не надо.
У меня сводит челюсть, когда я изучаю ее гордую позу. Расправленные плечи, вздернутый подбородок, прищуренные глаза. Она так похожа на нашего отца. Я тоже. У Блайт карие глаза Джорджии, но ни один из нас не унаследовала ее светлых волос. Мы оба выглядим как Мальборо. Ведем себя как Мальборо.
Я никогда не замечал недостатков своего отца. Пока он не умер и больше не мог их скрывать. Я волнуюсь, что теряю любовь Блайт. Пропасть между нами формируются под давлением необходимости удерживать все вместе.
Я выдыхаю, пытаясь сохранить самообладание. Это чертовски утомительно — быть связующим звеном между двумя людьми, решившими сохранять дистанцию.
Два часа — именно столько времени потребовалось, чтобы выбрать завернутую сумочку, лежащую на столе, очень похожую на сумочки, торчащие из переполненного шкафа Блайт. Та, которая, вероятно, понравилась бы ей, если бы ее подарил друг или поклонник.
Но хуже возвращения домой с подарком, который моя мать не хотела покупать, а моя сестра никогда бы им не воспользовалась, было бы вернуться с пустыми руками, что позволило бы моей матери полностью игнорировать существование ее второго ребенка.
Я киваю в сторону сумки.
— Возьми ее.
Может быть, она слышит, как в моем голосе появляются эмоции.
Потому что Блайт в кои-то веки прислушалась. Она берет сумку и говорит мне:
— Я рада, что ты дома, Чарли, — прежде чем выйти из столовой.
Моя бабушка живет в таунхаусе в Найтсбридже с видом на Гайд-парк. Для большинства людей дом в элитном районе и пять постоянных помощников были бы рецептом счастья.
Грейс Мальборо не похожа на большинство людей.
Несмотря на все привилегии в ее жизни, она также перенесла более чем изрядную долю трудностей. Мой дедушка умер, когда мне было шесть. Мой отец унаследовал титул герцога Манчестерского молодым, как и я. За свою жизнь она видела, как титул переходил от одного поколения к другому.
Открывая металлические ворота и поднимаясь по короткой каменной дорожке, я молюсь, чтобы эта традиция закончилась вместе со мной. При условии, что у меня будут дети и от герцогства останется что-нибудь, что можно передать по наследству. В противном случае все закончится вместе со мной.
Элси — женщина, которая помогает моей бабушке дольше, чем я живу, — открывает дверь. Она сияет, когда видит меня.
— Привет, Чарли. Как ты?
Звук ее кокни9 акцента вызывает у меня сильную ностальгию. Элси пережила всех нянь, которые были у нас с Блайт. Она — приятное напоминание о детстве — более легком и понятном отрезке моей жизни между потерей родителей. Самая близкая к замене мамы, которая у меня есть.
— Хорошо, Элси. — Я целую ее в обветренную щеку, затем протягиваю ей один из букетов цветов, которые купил в газетном киоске недалеко от дома.
Ее улыбка становится шире, покрывая морщинистые щеки. Сейчас ей чуть за шестьдесят.
— Ты меня балуешь. Я поставлю их в свою комнату. — Элси бросает взгляд на каменную дорожку, одна бровь, тронутая сединой, приподнимается, когда она замечает отсутствие Блайт, прежде чем закрыть за мной дверь. — Ты один.
Я вздыхаю.
— Да. Бабушка в оранжереи?
— Да.
Я благодарю Элси и иду по коридору мимо лестницы. Единственный декор на кремовой стене напротив лестницы — картина маслом, изображающая бабушку, моего отца и дедушку. Она была написана, когда моему отцу было пятнадцать. Раньше похожий семейный портрет висел в Ньюкасл-холле, но папа стер все свидетельства существования Джорджии из поместья, как только она уехала. От гнева или печали, я никогда не узнаю.
Моя бабушка примостилась на краешке цветочного диванчика в оранжереи, на столе уже накрыто — дымящийся чай, булочки и взбитые сливки, выложенные горкой в стеклянную миску. В животе урчит, все еще по американскому времени. Там уже давно закончился ужин, а все, что я съел сегодня, — это завтрак.
Взгляд бабули острый, когда она оценивает меня, цветы, которые я держу, и заметное отсутствие Блайт.
— Привет, бабуля.
Она принимает цветы и поцелуй в щеку со скромной улыбкой. Я занимаю свое обычное место в одном из кресел напротив нее.
— Привет, Чарльз. Где твоя сестра?
Очевидно, что Блайт здесь нет. Но, конечно, она заставит меня сказать это.
— Она не смогла прийти.
Моя бабушка цокает языком, передавая букет Альфи, своему дворецкому. Он улыбается мне, прежде чем покинуть комнату.
— Ты балуешь эту девчонку, Чарльз.
Она не ошибается. Я сделал все, что мог, чтобы оградить мир Блайт с тех пор, как умер наш отец. Защита ее душевного спокойствия — моя главная мотивация на данный момент. Последний кусочек нормальности в моей жизни.
Вместо этого я говорю:
— Хорошо выглядишь.
Мой последний визит был неделю назад, как раз перед моим отъездом в Нью-Йорк, и бабушка слегла с простудой.
Легкий кивок — единственная реакция, прежде чем она спрашивает:
— Как дела у Джорджии?
Между моей бабушкой и моей матерью почти не осталось любви. Неудивительно, учитывая, как закончился брак моих родителей, и годы ухудшения отношений, приведшие к их разводу. Негативные чувства по отношению к Джорджии, возможно, являются самой сильной общей чертой Блайт и бабушки.
— С ней все в порядке, — отвечаю я, не желая давать бабушке никаких поводов для беспокойства.
С моей матерью все в порядке. С нашими отношениями — нет.
Во время моего визита в Нью-Йорк она относилась ко мне как к трофею, которым можно похвастаться, а не как к сыну, с которым она хотела бы воссоединиться. Мне нужен доверенный человек. Родитель, который заверит меня, что все будет хорошо, а не бабушка и сестра, полагающиеся на то, что я восстановлю жизнь, к которой они привыкли. Сотни сотрудников, чьи средства к существованию связаны с герцогством.
Я наполняю одну из чашек, затем объявляю:
— Я продаю виллу в Сен-Тропе.
— Хорошо. Я говорила Джеймсу, что покупать ее — ошибка.
Невозмутимая реакция бабушки столь же предсказуема, как и встревоженная реакция Блайт. Насколько я знаю, моя бабушка никогда не посещала этот дом во Франции. Она любой ценой избегает покидать Лондон. Если это не поездка в Ньюкасл-Холл, ее прогулки намеренно ограничены выставкой цветов в Челси, Уимблдоном, Королевским Аскотом и рождественскими праздниками в Вестминстерском аббатстве. Она принимает только самые эксклюзивные приглашения.
— Ты идешь на свадьбу Хьюзов в эти выходные? — спрашивает она.
Вместо ответа я делаю глоток «Эрл Грей».
Теодор Хьюз был моим одноклассником в Оксфорде. Но я получил приглашение на его свадьбу, потому что я герцог Манчестерский. На этом мероприятии наверняка будет много людей, которых я избегал большую часть года, так что нет, я не планировал идти.
Ответ, который бабушке не понравится.
— Чарльз. — Ее тон становится резче, и я готовлюсь к предстоящей лекции. — Хьюзы — известная семья. Твое отсутствие вызовет вопросы, на которые мы не хотим отвечать.
Моя челюсть работает, когда я делаю еще глоток чая. Ей легко говорить. Ей не нужно сталкиваться с пристальным взглядом всего герцогства.
Но с точки зрения логики, я знаю, что бабушка права. Я... прятался, за неимением менее пафосного слова. Оплакиваю своего отца, скорблю о конце жизни, какой я ее знал, и изо всех сил пытаюсь исправить ошибки моего отца.
Я больше не мог позволить себе потратить несколько тысяч фунтов во время бурной ночи в ночном клубе в Сохо. Уход из медицинской школы и переезд в Ньюкасл после наследования титула были в какой-то степени ожидаемыми, но мое внезапное исчезновение со всех радаров — нет.
Финнеган Бирн, более известный как Фиг, — единственный друг, который по-прежнему регулярно общается со мной. Несколько месяцев назад он упомянул о свадьбе Хьюза. Он был хорошим другом Тео в университете и спросил меня, пойду ли я на нее.
Я ответил неопределенным «Может быть», которое, как мы оба знали, означало «нет».
Если я правильно помню, свадьба состоится в Кэрис-парке в Уэльсе. Всего в полутора часах езды от Ньюкасл-Холла, но на полтора часа дальше, чем мне хотелось бы ехать, чтобы излить кучу лжи.
— Беатрис Кэмпбелл тоже будет там, — добавляет бабушка, как будто это стимул прийти.
У меня нет проблем с Би. Но у меня также нет желания жениться в ближайшее время, и именно по этой причине бабушка упомянула Би.
В глазах моей бабушки мой отец не мог поступить неправильно. Я думаю, она все еще переживает, что он растратил состояние нашей семьи.
Она позволила ему подождать, пока ему не исполнится тридцать с небольшим, чтобы жениться. Одобрила его выбор американской невесты, хотя нетрудно было предвидеть, что мои родители не были парой ее мечты.
Я? Бабушка называла имена женщин, которых она считает воспитанными и достойными фамилии Мальборо, еще с тех пор, как я учился в университете. Начиная с прошлого года, это происходило все чаще. Я несу ответственность не только за то, что уберечь семью от банкротства. Я также должен произвести на свет сына, чтобы титул герцога Манчестерского не перешел к какому-нибудь дальнему родственнику.
Никакого гребаного давления.
— Я пойду, — говорю я, зная, что это единственный приемлемый ответ на взгляд моей бабушки. По крайней мере, у меня будет шанс встретиться с Фиг. Я узнал, что трудности — даже скрытые — способны выявить настоящих друзей.
Бабушка удовлетворенно улыбается.
— Хорошо.
Мы общаемся час, а потом я ухожу. До Ньюкасл-Холла сорок пять минут езды. Если я не попаду в пробку, у меня будет время отдохнуть перед ужином с Блайт.
Мой мобильный жужжит в кармане, когда я иду по тротуару к своей припаркованной машине. Это нью-йоркский номер.
— Алло? — Отвечаю я.
— Чарльз, это Ашер Котс. Как дела?
Дурное предчувствие скользит по моему позвоночнику. Я не очень хорошо знаю Ашера, но я запомнил его жизнерадостный тон во время нашей встречи на прошлой неделе. Сейчас его явно нет.
— Я в порядке, — вру я, изо всех сил стараясь, чтобы в моем голосе не прозвучало разочарование. — Как ты?
— Хорошо, хорошо. К сожалению, я звоню с плохими новостями.
Мой желудок сжимается в ответ на подтверждение.
— Вы не будете инвестировать.
— Боюсь, что нет. Отели — ценные объекты недвижимости, и это заманчивое предложение. Но у нас в компании происходят некоторые внутренние изменения — ничего плохого, и я не могу поделиться подробностями, — но это означает, что правление решило приостановить любые новые инвестиции на переходном этапе.
Я делаю глубокий вдох, надеясь, что Ашер этого не слышит.
— Я понимаю.
— Это не то, на что ты надеялся услышать. Но это прекрасная возможность, Чарльз. Кто-нибудь другой подхватит твою идею.
Я напеваю то, что, я надеюсь, звучит как согласие, прикусывая нижнюю губу, пока не ощущаю медный привкус крови. Мой голос звучит ровно, когда я отвечаю:
— Без проблем. Спасибо, что дали мне знать.
— Удачи, Чарльз. Если ты в ближайшее время вернешься в Нью-Йорк, дай мне знать. С удовольствием выпил бы с тобой, поговорили бы о футболе.
— Договорились, — говорю я. — Пока, Ашер.
— Пока, Чарльз.