— Нет, Конрад. Спасибо.
Конрад кивает и снова исчезает.
Я решаю налить себе чашку чая. Не самый мой любимый напиток, но Конрад приложил немало усилий, чтобы приготовить его для меня. И это также дает мне повод не смотреть на Чарли.
— Как надолго ты приехала? — спрашивает он.
Я размешиваю кусочек сахара в ароматном чае, наблюдая, как он растворяется, одновременно анализируя его слова. Такое ощущение, что это продуманная формулировка. Признак того, что он хочет, чтобы я осталась. Но, может быть, он просто проявляет вежливость, потому что очевидно, насколько далеко я зашла, чтобы повидаться с ним. Утонченно-небрежный подход — это не появление в доме парня с двумя огромными чемоданами.
— У меня рейс из Хитроу в четверг утром.
Сегодня вторник. Я могла бы остаться на две ночи.
— Ты планируешь увидеться с Хлоей, пока будешь здесь?
Я сглатываю, смотрю на него, затем признаюсь:
— Я не знаю. Я не сказала ей, что приеду.
На лице Чарли мелькает удивление. Он не спрашивает почему, за что я ему благодарна.
Вместо этого он говорит:
— Завтра утром у меня встреча в Лондоне. А потом днем вечеринка в саду, на которой я должен присутствовать. Ты могла бы встретиться с Хлоей утром, а потом пойти на мероприятие со мной?
— Я не хочу... навязываться.
Я ожидаю поддразниваний по поводу моего появления с сумками в руках.
Но его искренний ответ меня удивил:
— Это не так.
Мой вдох прерывистый. Часть меня надеялась, что он оттолкнет меня. Заставит меня почувствовать себя сумасшедшей даже из-за того, что я приехала сюда. Что угодно, лишь бы облегчить мой отъезд в четверг. Убедить себя, что этот визит был ошибкой.
— Сомневаюсь, что попасть в грозу было в твоих ежедневных планах, пока я не появилась. — Я делаю глоток чая. Он слишком сладкий — я добавила слишком много сахара, — но теплота приятная.
— Я ненавижу свой распорядок дня, — говорит мне Чарли. Его тон мрачен, выражение лица такое же стоическое, как у того, кто увековечен на стене.
— Тогда измени его, — предлагаю я. — Разве герцоги не делают все, что им, черт возьми, хочется?
Он криво улыбается моей плохой имитации его акцента, но ничего не комментирует.
— Пойдем.
Я ставлю пустую чашку, сбрасываю одеяло и следую за ним обратно в большой зал, в котором была ранее. Чарли направляется прямо к лестнице.
Поднимаясь, я провожу рукой по лакированным перилам, мой взгляд скользит по портретам на стене.
На лестничном пролете я останавливаюсь.
— Это твой отец? — спрашиваю я.
Я уверена, что это так. Между двумя мужчинами есть поразительное сходство. У них одинаковый нос, похожая линия подбородка. Одинаковые густые темные волосы.
Главное различие в их внешности — если не считать нескольких десятилетий — это суровость, которую художнику удалось передать. Это больше похоже на изображение скульптуры, чем на живое, дышащее существо. Скованность, на которую неудобно смотреть, не говоря уже о том, чтобы находиться рядом.
— Да. — Чарли лишь несколько секунд смотрит на портрет, прежде чем продолжить подниматься наверх.
За то короткое время, что я здесь, я поняла, что чувства Чарли к своему отцу гораздо сложнее, чем я предполагала вначале. Что за ними кроется гораздо больше, чем горе. Это обида. Может быть, даже горечь.
На втором этаже тянется длинный коридор.
— Милый дом.
Слева стоит приставной столик с дорогой на вид вазой. У меня такое чувство, что я гуляю по музею.
Он смотрит налево, так что я вижу, как уголок его рта приподнимается.
— Ты скучаешь по небоскребам.
Это утверждение, но я отвечаю на него как на вопрос.
— Нет.
Нью-Йорк — мой дом. Он знакомый. Он наполнен моментами с семьей и воспоминаниями о моих самых близких друзьях.
Но это также город, где моя фамилия значит больше меня. Где свет прожекторов самый яркий, а шепот самый громкий. Где мне приходится проходить мимо офиса, который я могла бы унаследовать вместо Кит.
Убегать от всего этого — просто быть Лили — действительно приятно.
Чарли останавливается в дверном проеме на полпути по коридору.
— Конрад поставил твои чемоданы сюда.
Я закатываю глаза, видя, какой акцент он делает на моем многочисленном багаже. Но все, что я говорю, это «Спасибо».
Возвращается прежняя застенчивость.
У меня такое чувство, будто я снова в Сен-Тропе, сижу на самом краю трамплина для прыжков в воду. Я выставила себя на всеобщее обозрение, и ползти обратно на твердую землю будет неудобно и трусливо. В какой-то момент — скоро — мне придется прыгнуть.
— Я всего через пару комнат отсюда. — Он кивает направо.
— Сколько спален в этом доме? — спросила я.
— Четырнадцать.
— И это все? — Я поддразниваю.
Он качает головой и открывает дверь.
Малиновая комната — это не тот переизбыток красного, которого я ожидала, исходя из названия. Шторы вокруг кровати с балдахином темно-бордовые, но остальная часть комнаты выдержана в кремовых тонах и более темного дерева. Два моих чемодана аккуратно сложены рядом с гардеробом в углу. За ней еще одна дверь ведет в примыкающую ванную комнату.
— Встретимся внизу, когда будешь готова, — говорит мне Чарли. — Поужинаем в пабе.
— Хорошо. — Мой голос звучит тихо, поэтому я прочищаю горло. Чарли кивает.
— Лили?
Я оглядываюсь через плечо.
Чарли остановился в коридоре. От его нахальной ухмылки у меня учащается сердцебиение.
— Устраивайся поудобнее. Но спать ты здесь не будешь.
Он исчез прежде, чем я успела моргнуть.
Час спустя Чарли отвозит нас в город.
Я восприняла «паб» как что-то типо кафе — на мне льняные брюки и облегающая футболка, — но Чарли надел свои обычные брюки и оксфорды в сине-белую полоску.
Мои волосы уже собраны в хвост, но я опускаю взгляд на розовую резинку на запястье, когда ветер треплет мои волосы. Не думаю, что он когда-либо замечал, что я все еще ношу его, и чувствую себя немного глупо из-за этого. Но не настолько, чтобы снять ее.
Баклби выглядит как место из сказки. Не думаю, что я проезжал через город по пути в Ньюкасл-Холл, но, возможно, я просто слишком нервничала из-за пункта назначения, чтобы заметить это.
Странный — вот слово, которое постоянно приходит на ум.
Все необычно. Каменные дома медового оттенка, мимо которых мы проезжаем, выглядят прямо как из сборника сказок. Главная улица, выложенная булыжником, усаженная букетами цветов, высыпающимися из деревянных ящиков.
Я хотела знать, что же такого особенного было в этом месте. Почему Чарли предпочитает жить здесь, а не в Лондоне, Нью-Йорке или любом другом городе.
Я знаю, что это дом его детства, но это не значит, что он должен жить здесь постоянно. Судя по тому, как противоречиво он говорит о своем отце, с каким беспокойством упоминает свою сестру и вообще почти не упоминает свою маму, у меня такое чувство, что Ньюкасл-Холл не переполнен теплыми семейными воспоминаниями.
Чарли паркуется у одного из немногих деревянных зданий, красная вывеска сообщает, что это место когда-то называлось «гостиница Баклби».
Полосы яркого цвета начинают расползаться по небу, которое теперь совершенно прояснилось, сигнализируя о начале захода солнца, когда мы зашли внутрь.