Я найду тебя, Питер
Весна по улице высвечивает солнечные лучи, поблескивает в траве, небо тонет в собственной синеве; я одиноко встречаю вечер и провожу рассвет; я одиноко смотрю на звезды, я сжимаю в пальцах прозрачную кисею утра, а за окном играют теплые, весенние, еще неумершие ветра.
Судьба наша лжива, заносчива и хитра.
Я помню твою улыбку, голос и томный взгляд; я за тебя прошла бы сквозь воду и пригорошни огня; я за тебя приняла бы смертельный яд с горьким привкусом янтаря; жаль только, что нам уже не помочь — я разучилась теперь мечтать, я гоню все прочь.
Я смотрю на застывшее небо, я держу в руках ночи терпкое волокно; закрыто теперь наше с тобой двустворчатое окно, не звонит испорченный телефон; у меня теперь вместо нервов — оплавленные провода; ты исчез, оставляя гнилые души, страны и города — отблески треснувшего стекла.
Ты говорил мне: «Ты справишься без меня, ты еще красива и молода».
Ничерта не справлюсь — твоя ложь была мне дороже правды; у меня нутро, ссохшееся от к тебе любви и нещадной жажды; ты не думай, что я прощу, ты не жди от меня жалости и пощады.
Я распахну окно, улыбнусь знаменитой твоей улыбкой и запою весеннюю.
Я найду тебя, Питер.
И не жди от меня спасения.
Злодеи, увы, не бывают счастливы и любимы
Питер — вечный ребенок, у него пепел на волосах, пыль на одежде, тонкие пальцы в крови. Он смотрит, как к его берегам причаливают корабли; как небо чертят неприступные журавли; как гроздья акации распустились и зацвели.
Питер смотрит, как умирают его лживые и призрачные друзья; его взгляд скользит по застывшим лицам, прощаясь и леденя; в Питера нельзя верить и нельзя доверять, на его губах каждое слово — яд, он убивает с первого же выстрела охотничьего ружья. Питеру что не жертва — беспроигрышная игра. Питер не ищет выхода, Питер жесток и пьян.
Питер — кровавый демон; в его улыбке играют черти, в его смехе живут отголоски смерти; в его глазах обитает тоска и застывший мрак; Питер убивает с первого же броска, он путешествует в одиночку и на ветрах; на лице у Питера грязь и осевший прах.
По ночам Питер отчаянно шепчет имя, что виной всему; его голос пахнет тоской и болью. Сильные не зашивают раны, сильные улыбаются и дышат дымом, гнильем и кровью.
Ты предал и отпустил, мой милый.
Злодеи, увы, не бывают счастливы и любимы.
Не позабудь меня, милый, не позабудь
Птицы по небу чертят сложные виражи; огонь в камине потрескивает-дрожит; ворон-чернее-ночи каркает да кружит. Мне бы теперь пересилить да пережить; мне бы сразу знать, что ты соткан из зла и лжи.
Мне бы тебя не встретить, не полюбить; мне бы забыть тебе посвятить стихи; мне бы смеяться тебе в лицо, бросить тобой подаренное кольцо; мне бы сердце твое разбить, развеять по ветру жалкий прах.
Мне бы крик о пощаде целовать на твоих губах.
Мы были детьми, нам было по восемь лет; мы вместе любили встречать по утрам рассвет; ты играл на свирели, а после мы собирали букет полевых цветов.
Тогда ты нашел тот остров — ты говорил, что смерти и времени нет пути до его чарованных берегов.
Но мы росли, нам исполнилось по семнадцать; я помню твою улыбку и хитрый взгляд; я помню губы твои с привкусом янтаря — мой личный губящий яд. Я помню, как впервые стала твоей на нашей цветной поляне.
Как слепо верила — ты не предашь меня; не обманешь.
Я помню, как в нашу деревню пришли они; как ты очутился в ловушке их ловко подстроенной западни; как спрятался в их тени. Ты вспомнил про остров, ты говорил — там время бессильно, там ты будешь бессмертен, они доставят тебя туда. Ты говорил, и голос был твой безумен и холоднее льда.
Да и цена оказалась «невелика» — надобно было лишь душу свою продать.
Помню, как в последнюю ночь целовала тебя до зари; как молила остаться, не уходить; как лицо прятала на твоей груди — «поговори со мной, милый, поговори»; ложь, увы, была у тебя в крови.
Помню, как ветер отнес тебе мой безнадежный крик: «Не позабудь меня, милый, не позабудь — молю».