— Подайте ножницы, Бельский.
— Сама возьми, — с ленцой ответил он, поигрывая портновскими ножницами с большим, словно клюв у пеликана, верхним лезвием. — Но вернешь двое. …Да, и позолоченные.
С Дарьей редко обращались столь неучтиво: мужчины всех возрастов обычно испытывали трепет и легкое возбуждение в ее присутствии, шестым чувством и половинкой седьмого ощущая свою прибитую заурядность, поэтому она ценила тех немногих, кто оставался самим собой.
Парень, похожий на смуглого и ослепительно белозубого певца-«латиноса», больше на нее не смотрел, так что Даше пришлось посмертно его реабилитировать: «…Наверное, мне показалось».
В мастерской никого не было, кроме Верки, разложившей на безбрежном раскроечном столе плотный ватман, на каком сиротливо лежали небольшие листы с заметками: «Радуга моды», «Духи не сыть, как с ними быть?» и «Калейдоскоп».
Гантеля, которой поручили выпустить стенгазету, для чего она пришла разве что не с ночи, тупо смотрела на длинный и мясистый, словно батон вареной колбасы, заголовок. Дарье она обрадовалась:
— Чу, Раткевич! Наконец кто-то умный явился… Напишешь статью о тенденциях современной моды?
— И не подумаю. Бельского проси.
— Он на «парфюме» выложился… Вот… Сейчас… «Создатель духов «Шанель № 5»…
— И «Палата № 6»!
— «…парфюмер Эрнест Бо представил на суд Габриэль Шанель несколько вариантов разработанных им духов. Ей предстояло выбрать лучший. Коко остановила свой выбор на пятом не потому, что запах понравился ей больше других, а просто цифра «5» была для нее символичной, несла магический смысл, связанный с детскими мечтами».
— Наверно, она имела «два» по органической химии, а ей хотелось «пятерку». Впрочем, во Франции шкала ученических отметок более высокая, и максимальная отметка у них — «десять».
— «С 1921 года «Шанель № 5» по-прежнему являются «духами № 1» во всем мире».
— Это пришлифованная легенда «от кутюр», — сказала Даша, которая, несмотря на свою красоту, предполагающую некоторую «безмозглость», умела трезво и логично рассуждать. — Скорее всего, «волшебная» цифра — вымысел на потребу публики, а духи опробовались по известной схеме.
— Ты, дорогуша, ни во что не веришь, — возмутилась Гантеля, — ни в гороскопы, ни в порчу, ни в ясновидение.
— Почем же! Я верю в себя, — парировала Даша. — Можешь начинать молиться, потому что я сочиню тебе о тенденциях. Пиши! В этом «демисезоне» шахматисты будут предпочитать черно-белую клеточку, волейболисты — крупную сеточку, баскетболисты — шляпу-корзинку, а холостые плясать под сурдинку. «Однако, тенденция!» Наш внестадный корреспондент с Чукотки. Эксклюзивный репортаж.
— Холостые… — задумчиво протянула Вера. — А знаешь про Бельского?
— Новость или пакость?
— Через дефис, дорогуша, новость-пакость. В общем, я у Борова справки навела — он ко мне неровно дышит — и расклад такой: главный менеджер нашего славного агентства…
— Рожай в темпе.
— …«Леди Розмари»…
— Дальше! Или тебе лампу в глаза направить? Излагай, Веруня!
— Да все уже. Главный менеджер нашего славного агентства женат и имеет маленького бэби. А врет, что одинокий волк.
— Не ошибаешься? — спросила Даша, чувствуя, как разрастается в ней внутренняя пустота. Все ее силы уходили на то, чтобы удерживать приличное выражение лица, потому что стоило естественной мимике прорваться, и объектом следующего сообщения «через дефис» стала бы ошеломившая девчонок-манекенщиц сенсация: высоко себя ставящая Раткевич, которую оставил в покое даже сам толстый хозяин, так как она пригрозила ему тем, что уйдет работать к конкурентам, имеет виды на «женатика» Бельского.
— Я старый разведчик Рихард Зорге, — похвалила себя Вера, скидывая туфли и на дырочку распуская ремень, которым подчеркивалась ее осиная талия, соединяющая две округлые половинки фигуры, чей общий силуэт напоминал гантель, чтобы полностью отдаться делу стенной печати. За Дашей она наблюдала верхней пуговицей, но напрасно старалась. — Ты как к свободной любви с несвободными мужиками относишься?
— Теоретически, Вер: Бельский, ни женатый, ни холостой, мне не мешает.
Гантеля была сильно разочарована, потому что разговор затухал, но тут пришла парикмахерша, и пока она раздевалась и бережно пристраивала на просушку мокрый зонтик, изображающий верхнюю часть глобуса со всеми положенными ему Европами, «жареная» информация впитывалась ее сознанием, и парикмахерша с Веркой принялись наперебой квохтать и клевать Бельского.