лежала особая ответственность. Он отвечал за летное мастерство свое и всех советских летчиков. Когда
самолет заходил на посадку, наблюдавшие потеряли машину из виду. Но Беляков отлично приземлил
истребитель.
На следующий день финские газеты вышли с портретами Белякова. Его хладнокровие, мастерство [178]
восхитили буквально всех. «Подлинным украшением дружеского визита советских летчиков в
Финляндию, украшением авиационного праздника, — писала пресса, — был полет и пилотаж майора
Белякова».
Это был подвиг в полном смысле слова. Подвиг, основанный на мужестве и точном расчете, высочайшем
профессиональном искусстве и опыте, на блестящем знании всех возможностей своей машины.
Особую заботу командующий постоянно проявлял о строжайшем соблюдении летных законов и правил.
Если кто-то отступал от них, тут Михаил Петрович, в общем-то не злой по характеру, не знал
снисхождения, был непримирим. Бывали случаи, что отстранял от полетов даже больших командиров, которые не отличались в технике пилотирования, плохо готовились к полетам, но любили
импровизировать в небе в погоне за лаврами виртуозов воздушного трюкачества. При этом со всей
строгостью любил повторять слова отца русской авиации Н. Е. Жуковского: «Самолет — великое
творение разума и рук человеческих — не подвластен никаким авторитетам, кроме лиц, уважающих
летные законы». И требовал от всех должностных лиц делать все, чтобы каждый летчик, инженер, техник, механик не просто знал их, а был убежденным сторонником неуклонного соблюдения правил
безопасности полетов, не только разумом, но и сердцем, всем существом уяснил, что самодисциплина и
мастерство взаимосвязаны.
Умело работал он с командирами подразделений, начальниками служб, с истинно партийной
ответственностью заботился об их становлении. Сборы, семинары, конференции, занятия в системе
командирской подготовки — само собой. Но главное, считает он, индивидуальная работа. И сегодня в
округе, в штабе ВВС бытуют его любимые изречения, крылатые фразы: «Руки работают так, как думает
голова», «Если [179] бездельник не раздражает вас, значит, вы сами похожи на него», «Смелость —
союзница умелых», «Можно преодолеть неумение, незнание, неуверенность. А вот когда человек думает, что он бога за бороду схватил, что окончательная истина у него в кармане, — это злокачественно»,
«Помни хорошее летное правило: делай быстро, но не торопись», «Хочешь получить толковый ответ —
научись умно спрашивать», «Не контролируй то, чему сам еще не научился и не научил...» Принципы
вроде бы простые и естественные, но ложились они в основу стиля работы командования, становились
настоящей школой, поучительной и строгой.
Все сразу заметили, что любит он выдвигать людей, постоянно «болеет» доброй страстью отыскивать в
человеке не худшее, а лучшее, пестует активное и динамичное в характере. Поэтому подбор и
расстановка кадров никогда у него не были случайными. Будем откровенны: это свойственно далеко не
каждому руководителю.
Простое, казалось бы, дело: наступает время — и офицера надо выдвигать, или выходит срок — и надо
его представлять к очередному воинскому званию. Раньше как делалось? Напишут реляцию, отправят по
команде. Одинцов завел иной порядок. Прежде чем рассмотреть представление, обязательно приглашает
на беседу. Осмотрит, как одет. Поприветствует именем авиации, ее прошлым, настоящим и будущим, будто и дел у него иных нет, только и ждал человека, рад именно ему. Потом — все остальное. Офицеры
такие разговоры стали называть в шутку «исповедями», «покаяниями в грехах». Но шутка шуткой, а к
таким беседам готовились серьезно, уроки из них извлекали полезные. Вопросы командующий задавал
разные: по службе, о делах житейских, о семье и детях. Мог задать и такой вопрос: «А как в городе с
[180] выполнением промышленного плана?», «Какие фильмы и спектакли идут в кинотеатрах и театрах, что читаете»? Не знаешь — будешь знать, а знаешь — хорошо, что не одним аэродромным воздухом
дышишь, не одной казармой живешь, страну видишь, труд народа, от культурной жизни не отстаешь.
В этом ему помогала поистине феноменальная память, знание качеств и возможностей подчиненных. О
памяти Одинцова, избирательной и целенаправленной, памяти на людей, и сегодня ходят легенды. Один
раз увидев человека, побеседовав с ним, он уже не забывает его всю жизнь. Запоминает не только лицо и
фамилию, но и деловые качества, его способности и возможности.
В беседе как-то с гордостью вспомнил, что за время службы ему приходилось представлять к высшим
офицерским и генеральским званиям десятки командиров.
К чему все это сказано? А к тому, что есть ведь еще любители и «задвигать». Встречаются, к сожалению, и большие начальники, живущие по принципу: «Надо выдворить? Выдвинем!» Это особенно по
отношению к тем, кто по разным причинам, нравственной или деловой несовместимости, раздражает или
потенциально может составить угрозу соперничества.
Михаил Петрович никогда не кривил совестью, не «подделывался» под подчиненных. Суди человека по
делам его — по такому правилу живет. Терпеть он не может тех начальников, которые, бывая в
подразделениях, чуть ли не хлопают по плечу на аэродроме авиаторов, щеголяют крепкими словами, подделываясь под «своего». По многолетнему опыту он знает, что таких «своих в доску», как правило, в
авиачастях принимают с усмешкой, платя за пренебрежение той же монетой. Сыплет такой «деловой»
[181] скользящими по поверхности «мимоходно-мимолетными» вопросами, а ему и отвечают
соответственно: «Как дела? Летаем. Как питание, обмундирование? Нормально».
Критикуя на заседаниях Военного совета подобных руководителей, любил повторять: плох тот солдат, который не хочет стать генералом, но вдвойне плох тот, кто, став генералом, перестает быть солдатом; биография командира — это прежде всего люди, выращенные им. Своим опытом, своим примером
наставлял: всегда, как бы ни был занят, думай о тех, кто под началом твоим, заботься о них. Ибо их
настроение и дух те же ракетоносцы, те же полеты. Даже посильнее и поважнее.
Не одна бессонная ночь является свидетелем его многотрудных размышлений над тем, как создавать
высокий душевный подъем у людей в повседневной учебе. Он внимательно изучал работы военных
педагогов и психологов, систематизировал свои наблюдения, нащупывал закономерности. А потом
вместе с членами Военного совета, с заместителями, офицерами штаба, с командирами и
политработниками формулировал выводы, рекомендации, испытывал на практике новые методики
подготовки подразделений, отдельных категорий летчиков и должностных лиц инженерно-технического
состава, решительно выступал против «натаскивания» людей, штурмовщины, за ритмичную,
эффективную организацию летной работы. И при всем том он оставался мечтателем. А мечты, как
известно, двигают прогресс.
Михаил Петрович рассказывал о таком случае:
— На теоретическом семинаре в авиационном подразделении, на котором мне довелось присутствовать, речь зашла о романтике воинской службы, фронтовом товариществе, об условиях, порождающих подвиг.
Тема волновала всех, многим захотелось [182] поделиться своими мыслями. Особенно запомнилось
выступление одного лейтенанта. Он так вдохновенно рассказывал о боевых подвигах молодых авиаторов
в годы Великой Отечественной войны, будто вместе с ними участвовал в жарких воздушных схватках, прорывался к цели сквозь огненный шквал зенитных снарядов,- наносил удары по врагу. На ярких
примерах, почерпнутых из литературы, кинофильмов и рассказов ветеранов, он раскрыл стойкость, мастерство, точный расчет, исключительную самоотверженность — черты, свойственные советским