в дом... Может, старший скоро совсем вернется...”
Кажется, мама своим беспокойным и чутким сердцем могла
предугадать и предсказать будущее: она была уверена в том, что Владимир
с женой не задержится в далеком поселке...
5
В год “домашнего одиночества” родители, конечно, жили несколько
труднее,
чем
прежде..
Не
материально,
а
психологически,
духовно...Впрочем, когда им было легко и просто?.. Вся жизнь протекала в
постоянных делах, заботах и тревогах Они не забывались и сегодня...
В повседневных делах родителям помогали Шура и зять, я и Оля...В
доме и во дворе, как и раньше, царил привычный порядок. Накануне
306
родительских праздников объявлялась “кампания за красоту и чистоту” на
всей нашей территории. Однако отец, всегда ревниво относившийся к
своему хозяйству и “богатству”, неохотно и нечасто обращался к
“молодежи” за серьезной помощью: самолюбие не позволяло ему
признаваться в физической слабости...
У родителей, по их признанию, постоянно “болела душа”.. Наверное,
поэтому они теперь не могли найти для себя спокойного, тихого дела : оно
в отсутствие детей часто становилось бесконечно тягостным и
безрадостным..
Мама тяжело чувствовала себя в серые осенние дни и бесконечно
длинные зимние вечера, когда все домашние дела были выполнены и
невольно возникали беспокойные мысли.. Конечно, о детях.. Постоянная
(особенно в первые недели) тревога беспокоила и отца: он не сразу
избавился от чувства обиды, возникшей после разговора со мной, и
примирился с моими “пустыми” речами. Осенью он еще несколько раз
возвращался к разговору о “совместной жизни”... И вновь обижался на
меня.. Внешне тихая, “бездетная” жизнь воспринималась отцом тяжело.
Тишина, царившая в доме, действовала на него болезненно.. Осенние и
зимние ночи не приносили и ему внутреннего успокоения и
облегчения...Отец, как всегда, просыпался рано, задолго до рассвета. И
сразу же отправлялся во двор, но старые хозяйственные “владения” и
заботы уже не радовали отца так, как в “прежние” годы... Единственное
семейное “богатство” ( корова) его не особенно интересовало: ведь
Буренка полностью принадлежала маме.. Отец выходил на пустынную
улицу, чтобы убедиться, что тротуар перед домом чист. Соседние дома
виднелись в сумрачной полутьме как - то загадочно, дальние - казались
призрачными...Кое - где тускло светились огоньки: видно, кто -то, такой
же беспокойный, как отец, просыпался рано... Все было давно знакомо,
привычно... И уже не слишком сильно радовало. Наступивший день
разворачивался по известной “схеме”. И сразу предъявлял строгие
требования отцу...
Приведя себя в “порядок”, отец приступал к быстрому, “легкому”
завтраку ( хлеб без масла, стакан чая с долькой “кускового” сахара), затем
сразу же отправлялся в конюшню ( во дворе больницы) , готовил лошадь
(Карего) к поездкам по городу, обязательно проверял сбрую ( дуга, хомут,
вожжи и пр.) и телегу ( “...Не смазать ли колеса?.. Не проверить ли
спицы?.. Нет ли трещин в оглоблях?..”).. Дальше - база: продукты для
детского сада и больницы... Свою простую, но нужную многим работу
(“...ведь каждый день и детей, и больных надо кормить”) отец привык
выполнять аккуратно, добросовестно.
Поездка отвлекала его от печальных мыслей, заставляла
сосредоточить силы и внимание на “нонешних” делах. На некоторые из
307
них отец вынужден был обращать меньшее внимание. Так, реже, чем
прежде, стал развлекать детей веселыми поездками на телеге...Как - то
воспитательница пожаловалась, что после “прогулки с дедушкой” один из
детей стал кашлять. Отец воспринял ее слова как некое предупреждение -
и решил, что катать воспитанников в открытой телеге не следует...
Значительную часть рабочего времени он проводил во дворах
больницы и детского сада. Положение и обязанности отца, как некогда в
военкомате, стали теперь загадочно неопределенными. Он трудился как
рабочий - “многостаночник”: не только как возчик - снабженец... Охотно
занимался давно знакомыми, привычными делами...
Отец не хотел встречаться с больными, смотреть на их бледные,
страдающие лица, выслушивать жалобы на однообразную жизнь в