нужных (по мнению моей невестки) “мероприятий” оказался (если
говорить откровенно) незначительным, почти “нулевым”. Молодая
учительница вновь натолкнулась на непонятное равнодушие коллег и
большинства старшеклассников.. Выяснилось, что многие ученики не
привыкли читать, и книги их не интересовали и не привлекали. Даже с
“программными”
произведениями
знакомились
далеко
не
все,
пересказывая друг другу основные эпизоды и запоминая имена “главных”
героев... С Пушкиным и Лермонтовым, с Толстым и Чеховым своих
товарищей обычно знакомил тот единственный в классе ученик, который
еще не потерял интереса к художественной литературе и, может, сам
пробовал свои силы в “сочинительстве” стихов и прозы...
Людмила поняла, что сельские школьники думают и учатся не
совсем так, как городские. И художественная литература занимает в их
319
жизни незначительное место. Для большинства учеников она оставалась
обычным “учебным предметом”, -таким же, как история или биология и
химия. Старшеклассники не имели ни времени, ни условий, необходимых
для чтения. Они были постоянно заняты (по требованию родителей)
нужными их семьям делами, о чем не раз откровенно говорили новой
учительнице: ”Нам не до чтения книг...Дома и без них работы всегда
много.. Хозяйство надо держать в порядке... Уроки выучить... С
товарищами на улице встретиться и поиграть ...” Литературный кружок,
организованный бывшей студенткой, просуществовал лишь до первых
теплых весенних дней... После уроков ученики вместе с родителями,
вооружившись лопатами, граблями и мотыгами, отправлялись в поле: они
готовили свои земельные участки под огороды и бахчу.. Местных жителей
можно было понять: они заботились о завтрашнем дне.
Молодая учительница впервые серьезно столкнулась с жизнью, ранее
ей неизвестной и далекой от нее и родительского дома. С намеком (только
с намеком ) на иное понимание современной “сказки - были” она впервые
встретилась в нашей семье, но тогда не сумела ( или не хотела) понять
смысла “малопонятных” и “неприятных” речей свекра - старого казака о
необходимой постоянной работе в артели и летнем сенокосе в лугах за
Уралом, о хорошей “молочной” корове и спокойной рабочей лошади.
Тогда Владимир решительно защищал свою жену от “старых”,
“неправильных” и “ненужных” слов, нередко звучавших в нашем доме. И
неслучайно Людмила говорила своим сестрам, что ее семья жить т а к, как
живут родители мужа, никогда не будет. Она уверенно утверждала, что ее
будущее обязательно будет радостным, красивым и богатым на серьезные
дела и нежные чувства, чего никогда не было (как ей казалось) в нашем
доме...
Жизнь в Мамлютке совершенно не походила на “розовые” мечты -
ожидания молодой женщины. Поселковый мир уже через пять - шесть
месяцев жизни и работы воспринимался ею как утомительно
однообразный и скучный. Ничего интересного, по - настоящему
радостного для Людмилы здесь не происходило. Все быстро стало
известным и уже не новым: привычные уроки и опросы учеников,
однообразные педагогические советы и разговоры с директором школы
Верой Григорьевной о дисциплине и успеваемости, традиционные встречи
и беседы с родителями школьников, стандартные выступления лекторов
общества “Знание”, случайно, “попутным ветром” занесенных в поселок, -
именно так воспринимала свою жизнь в Мамлютке моя невестка .
Делового профессионального (и теплого дружеского) общения с коллегами
и в конце учебного года по - прежнему не получалось..
Возникала непонятная обида (на себя? на учителей?): как же
произошло, что за многие месяцы она не сумела найти ни одного человека
320
(кроме мужа), с кем хотела и могла бы поговорить откровенно обо всем,
что волновало и заботило ее, не опасаясь быть неправильно понятой.. В
сердце Людмилы возникала непривычная боль, в душе - необъяснимая
грусть и ранняя, но постоянная усталость. Часто вспоминала далекий
родной город и веселых сестер.. В разговорах с мужем Людмила стала
невесело, но настойчиво повторять: “Надоело. Устала... Скучно...Надо
возвращаться домой.. Там найдем новую работу - такую, какая обязательно