прежнему. не могла примириться с тем, что Гриня служит в армии, а не
учится в институте: “ Ему ли быть красноармейцем?.. С его - то здоровьем
?..” Отец, стараясь успокоить маму (и себя), часто повторял давно
143
знакомое: “...Казаки всю жизнь служили....Они обязаны.. А как же? Кто же,
если не они...” Но его “разумные” слова не радовали и не успокаивали
маму. Она, кажется, не слышала их: беспокойный голос своей души и
сердца мама понимала гораздо лучше, чем бодрые, утешительные речи
отца ....
4
Наступили незабываемо светлые, радостные, удивительно красивые
месяцы первой половины того самого года, который неожиданно для всех
нас оказался жестоким и кровавым...
Весной родители и их родственники особенно торжественно
встречали великий христианский праздник - не признаваемую властями
Пасху. Ее тайно отмечали и некоторые “атеисты”, еще сохранившие в
душе “крупицы веры” в Творца - Вседержителя и “несказанное чудо”
жизни. Радость и любовь в сердцах людей странным образом сочетались с
горестным и необъяснимым предчувствием будущих страшных
испытаний. Может, это загадочное душевное состояние многих уральцев
как раз и создавало особую печально - светлую атмосферу традиционного
религиозного праздника..
Отец еще раз организовал и провел (вместе с сыновьями и
зятем)“генеральную” уборку во дворе, мама с дочерью - в доме.. Основной,
“ударной” силой в комнатах была, конечно, Шура: она мыла, чистила,
стирала, гладила...Особое внимание и заботу уделяла столовой посуде
(тарелки, чашки, блюдца, рюмки и пр.). Накануне Великого дня дочери
разрешалось достать из старой горки остатки красивого “кузнецовского”
сервиза, бережно хранимые четверть века...
Мальчишкам удавалось заглянуть в ящик старого туалетного столика
на изящных, фигурных ножках: в нем можно было увидеть “странные”,
“чудные”, “загадочные” вещи: шелковый, с яркой вышивкой платок,
розовый полушалок, бумажные прозрачные цветы, красивый голубоватый
флакон, белые костяные фигурки...Все это “богатство”, как и столик, и
зеркало, и “кузнецовский“ сервиз наверное, напоминали о первых
счастливых годах семейной жизни. Зачем же иначе так заботливо хранить
их?..
Мама вместе с Шурой ( она допускалась к приготовлению “ самых
простых” блюд).занимались устройством праздничного стола.. Хозяйка
дома могла не спать и не отдыхать целые сутки, лишь бы “сделать все как
положено, по давнишним правилам...” И обязательно: “... не хуже, чем у
других...”
В ночь, накануне Пасхи мама, одетая в “строгое” темное платье,
уходила на “всенощную”: староверы - “беспоповцы” проводили
144
торжественную службу в небольшом доме на окраине города, недалеко от
Старых ям: ”...не дай Бог, узнают власти, тогда - большой штраф или
строгие разговоры на работе...”. Возможно, мама преувеличивала свои
страхи, но она никогда не называла место, куда уходила на всю ночь, и
людей, с которым встречалась там.. Лишь просила “домашних” не
беспокоиться и обещала придти “вовремя”, рано утром.. Отец относился к
“ночному путешествию” мамы сдержанно: он не запрещал ей участвовать
во “всенощной”(знал, что бесполезно), но сам никогда не ходил в
известный ему дом: “... Дел что ли не хватает, чтобы попусту тратить
время?..” . Мама возвращалась домой с первыми лучами солнца, усталая,
задумчивая, но и радостно просветленная. Как будто служба придавала ей
новые силы, которые будут поддерживать маму всю праздничную
неделю...
Ее внутренняя умиротворенность действовала положительным
образом и на ближних: в них как будто пробуждалось бодрое, светлое,
веселое чувство....
Сразу после возвращения домой мама начинала готовить
торжественный стол, за которым обязательно собиралась вся семья.. Никто
не уходил из дома в то утро, все должны быть вместе - такова просьба (или
требование?) мамы.. Объяснение зятя (дневная смена ) и просьбы ребят
(кружок, соревнования) не принимались во внимание. Свое желание мама
объясняла просто: “Мы и так не часто собираемся за праздничным
столом...И никто не знает, когда сядем вместе в другой раз...Жизнь кругом
непонятная...” Отец же сказал мальчишкам коротко, но твердо: “Садитесь
все за стол...Здесь нет пионеров, здесь - только наши дети. И нечего вас