Живу я, мамочка, хорошо. Но когда был в отпуске, то оставил дома свой “гюйс” (форменный воротник). Вышли его мне. Но не ложи его рядом с салом, а то водкой обольется.
Однажды Муравьев прибыл из города с признаками “асфальтовой болезни” на лице. На вопрос, кто ему стесал всю кожу на “морде”, он невозмутимо ответил: “А пускай не лезут...”
Был среди нас и “импортный парнишка” Димицкий из Ужгорода, прозванный так за постоянную щеголеватость и своеобразную западно-украинскую манеру разговора...
Бок о бок с нами постигал военно-медицинские науки и скромный, молчаливый и добросовестный слушатель, который в настоящее время в звании полковника руководит отделением врачебнолетной экспертизы в главном госпитале ТОФ.
В общем, состав нашего отделения мог иллюстрировать дружбу и единство народов нашей необъятной и могучей Родины.
Сдав летнюю сессию, мы должны были, наконец, убыть на корабельную стажировку. Для меня предстояла первая встреча с кораблями Военно-морского флота. Встреча, которую я ждал с таким нетерпением.
Наше отделение убывало на стажировку в Севастополь, что само по себе будоражило нервы... Никогда не виденный мной город-герой, овеянный легендами и славой, гордость и величие России...
В Горьком нас посадили в поезд под руководством начальника курса и пожелали счастливого пути. Сопровождал группу руководитель стажировки, майор, который с момента посадки уединился в купе и до самого Симферополя мы его не видели. Будучи предоставлены самим себе, почувствовав свободу, стажеры занялись обычным в таких случаях времяпрепровождением - организованным под руководством старшины курса Тарана пьянством и приставанием к молоденькой проводнице. Через час проводники дружно сбежали в соседний вагон, и мы в течение суток ехали вообще без какого бы то ни было контроля. Однако до Симферополя добрались без потерь...
В Севастополь приехали к десяти часам утра, и сразу же, под командованием майора-руководителя, доставлены были на Минную стенку, где местные начальники распределили нас по местам прохождения стажировки. Я вместе с Новиковым попал на эскадренный миноносец проекта 56 “Находчивый”, прибывший недавно из длительного похода в Средиземное море и Атлантический океан. Во время плавания эсминец заходил в порты Туниса, Алжира, Гвинеи, Югославии и Болгарии. Рассказами о них моряки полностью покорили мою душу, и я готов был уже даже не сходить с корабля ни за какие коврижки...
И вот на этом просоленном эсминце мне пришлось впервые познакомиться с корабельными расписаниями, приборками, кубриками, “годками”, “карасями”, несправедливым распределением нарядов, прикрытым справедливыми приказами командира об их назначении, а также множеством других никогда не веданных мною вещей.
На эсминце мы появились в разгар подготовки корабля к очередному походу. Ему на долю выпала почетная задача - составить эскорт первому тяжелому авианесущему крейсеру советского кораблестроения “Киев”, уходящему из солнечного Черноморья к туманным берегам Крайнего Севера. Подготовка эсминца шла полным ходом. Штурмана корректировали карты, проверяли аппаратуру, устраняли замечания, рвались на берег, желанный, но далекий, находящийся за сходней. По вечерам в каюте перестраивали деятельность гидрографической службы флота и были крайне недовольны начальством. Минеры и артиллеристы, не сняв ржавчину с металла, суричили, красили орудия и торпедные аппараты и были недовольны специалистами радиотехнической службы из-за неисправностей стрельбовых станций. Старший помощник всех строил, ругал, всем грозил, создавая неразбериху, клацал печатью на ворохе казенных бумаг и был недоволен командиром. Командир отбивался от различных комиссий и был недоволен командующим флотом, главкомом и своей собственной женой, вечно недовольной командиром.
Снабженцы списывали простыни, бывшие в наличии, вычитывали из оклада денежного содержания лейтенантов стоимость утерянной матросами посуды, растаскивали консервы и были недовольны деятельностью народного контроля. Штатный начальник медицинской службы, отдыхая на Южном берегу Крыма, будучи в отпуске, был доволен командиром, старпомом, главкомом и женой одновременно. Замполит расставлял комсомольский и партийный актив, инструктировал руководителей групп политических занятий, имеющих высшее образование, по методике озвучивания статей журнала “Коммунист Вооруженных Сил”. Руководители же этих групп красивым почерком старшин и матросов готовили конспекты занятий, переписывая в тетради абзацы статей КВС. Комсомольские активисты произносили речи на собраниях и митингах, “публично бия кулаками себя в грудь”, заставляя “карасей” делать приборку на активистских объектах и стирать по ночам, прячась от старпома, активистскую робу.
Горы входящих и исходящих бумаг, письменных рапортов, административных расследований, служебно-политических характеристик и планов на все случаи жизни опустошали девственные леса страны, увеличивая тем самым планы бумагоделательной промышленности. Механики “пахали”, борясь с усталостью металлов и своей собственной. Мичманы боролись: до обеда - с голодом, а после обеда - со сном, за что получали оклад содержания и числились золотым фондом флота. Старшины пытались заставить матросов работать, не имея для этого достаточно прав. Матросы работали. Качество работ было прямо пропорционально знаниям электронной техники и желанию попасть в краткосрочный отпуск с выездом на Родину.
Тонны различных грузов доставлялись на корабль, превращаясь в грозную мощь корабельных орудий и механизмов.
Тонны таких же грузов, имеющих неисправности, отправлялись на склады для доставки в ремонт, превращаясь в обычный металлолом, большей частью своей никогда и ни кем не ремонтируемый. Гигантский маховик подготовки корабля к походу мог быть остановлен только докладом командира командующему флотом:
— Корабль к походу готов!
Сразу же исчезали комиссии, в течение многих дней мешавшие работать, и грузовики, подвозившие техническое, минное, шкиперское имущество, имущество связи, технические средства пропаганды (ТСП), продовольствие и наглядную агитацию.
Корабль к походу готов!
Ночь перед выходом отдана офицерам. В море народ выходит с чувством вины перед семьей и твердым убеждением, что пантокрин из собственных пантов гораздо полезнее, чем из пантов марала и изюбря.
Накануне выхода корабля в море вместо счастливого эскулапа-отпускника на борт прибыл случайно подвернувшийся под руку медицинскому начальству доктор. Аж капитан медицинской службы. В каюту он загрузился с наспех собранным чемоданом и твердой уверенностью в несправедливости судьбы. Лег на должность. Узнав, что на корабле находятся два стажера от медицины, вызвал к себе нас обоих.
— Товарищ капитан! Слушатели Новиков и Иванов прибыли по Вашему приказанию!
— Так, - глубокомысленно изрек шеф, окинув взглядом вытянувшихся военных. - Хорошего человека должно быть много. Ты-то толще и выше, - обратился он ко мне, - значит, хороший. Будешь исполнять обязанности начальника медицинской службы. Обо всем, что сочтешь нужным, будешь докладывать мне. О том, что я сочту нужным, - командиру. Вопросов нет? Свободны. Стоп! Премудрости медицинской организации заносите в дневник. Оценки ставьте себе сами. Я подпишу. Все. Свободны.
Страстный монолог шефа швырнул озадаченных стажеров в медицинский отсек и призвал к исполнению присяги врача. И не просто врача, военно-морского доктора, так как врачами на флоте врачей не называют: доктор или просто - док.
Каждый, кому приходилось иметь дело с медициной на берегу, знает, что для успешного лечения больных, кроме врачебных знаний и хороших лекарств, нужны и солнечные палаты, сверкающие никелем операционные, бестеневые лампы, автоклавы, сестры милосердия, стерильная чистота и сиделка баба Маша. На эсминце “все выглядело иначе, чем на самом деле”, как любил высказываться один из корабельных философов-мичманов...
Медотсек на проекте 56 представлен следующими “функциональными подразделениями”. Пройдемся и осмыслим, увидев все собственными глазами. Крутой трап бросает вас в мрачное подземелье, называемое тамбуром медотсека (площадка площадью в 1,5 квадратных метра). Прямо - дверь в амбулаторию. Справа - дверь в кубрик № 2. Рядом, правее, дверь в гальюн или, о чем свидетельствует бирка на двери “ВК”, - ватерклозет. Слева - дверь в лазарет. Слева сзади - трап в кубрик № 3. Щиты, трубопроводы, надписи “опасно для жизни”... Жутко, сыро, темно. Заходим в амбулаторию. Вас встречает ошалевший от внезапного пробуждения матрос (милосердная сестра и баба Маша одновременно). Фигурные переборки, повторяющие стройные обводы носовой части корпуса и подбашенного отделения носовой артустановки. Прямо - шкаф, сзади - шкаф, слева, по длине всего помещения, - железный топчан образца времен инквизиции, справа в углу - умывальник, запаса воды в котором хватает для приема двух-трех больных. Электростерилизатор, аппарат “УВЧ-66”, аппарат для гальванизации “ПОТОК”, никогда ни кем не применяемый, но регулярно получаемый с медицинского склада.