После гражданской войны, известной в истории Франции как фронда, Людовик XIV решил не спускать глаз с французских вельмож и отобрать у них всякую власть, причем ловко сыграл на падкости французов до моды и развлечений. Все, что было в стране модного и забавного, сосредоточилось в Версале. Для разнообразия, чтобы отдохнуть от двора, можно было иногда наведаться в парижское общество, хоть и очень буржуазное, но кипевшее жизнью. Отправиться же в провинцию было делом немыслимым. Самый страшный удар, какой мог обрушиться на вельможу, — это изгнание в собственные поместья.
Оно означало не только потерю положения и влияния. Изгнанник, приговоренный жить в провинции, делался посмешищем в глазах своих друзей. Пусть он украшает свое жилище и сад, пусть устраивает пышные приемы, пусть его дом станет светским и интеллектуальным центром всей округи — все равно бедняга превратится в глазах двора в старомодного провинциала, никому уже не интересного. В мемуарах того времени крайне драматично описываются эти опалы — disgraces: «Узнав, что он впал в немилость, герцог, человек религиозный, повел себя с христианским смирением. Когда же пришли с этой новостью к герцогине-матери, она по их лицам заключила, что сын ее должно быть умер». Опальные аристократы жили в своих роскошных загородных домах, на прекрасной земле Франции, могли посвящать все время управлению громадными имениями и при этом считались, да и сами себя считали все равно что покойниками. И вправду, обыкновенно они либо сильно толстели, либо худели и довольно скоро уходили в мир иной.
Политика, благодаря которой высшая знать Франции превратилась в noblesse de cour — придворных, пленников вечного версальского праздника, оторванных от общества в родных провинциях, как и от источников своих богатств, была гибельна для экономики страны. Если Иль де Франс напоминал огромный парк или сад с тысячами великолепных замков, то остальная сельская Франция была сущей пустыней. При этом, заметим в скобках, многие тысячи дворянских семей все-таки жили в провинции, в своих имениях, так как не были приняты при дворе, но почти все они были отчаянно бедны и никто из них не располагал ни малейшим политическим влиянием. Поэтому их никак нельзя сравнивать с английским поместным дворянством. По дороге, ведущей из Парижа в Версаль, непрерывной чередой во весь опор мчались туда и обратно экипажи, и приезжие англичане, как и теперь, отмечали, что французы очень любят быструю езду. Зато дорога из Парижа в Орлеан пустовала, разве что изредка проезжала по ней почтовая карета. Сельское хозяйство пребывало в страшном запустении, и даже наведываясь в свои владения в перерывах между придворными обязанностями, хозяева им нимало не интересовались. Единственными их занятиями на свежем воздухе были охота и устройство парков. Дичь тщательно оберегали от браконьеров; занятие это, как в старину, каралось смертью, и потому леса кишели оленями, кабанами, волками — и участниками пышных охот. Людовик XV, охотясь, всегда старался не топтать посевы и гневался, если кто-нибудь скакал прямо по полю, но многие тогдашние охотники не отличались подобной щепетильностью. Никому из дворян не пришло бы в голову пригласить кого-то из своих арендаторов поохотиться вместе, да это было бы и противозаконно — только дворянам позволялось охотиться и ловить рыбу. Но большинство вельмож и глаз не казали в свои поместья; они вращалась при дворе, держали дом в Париже, загородную виллу поблизости от Версаля, а самые удачливые еще и квартиру прямо во дворце. Во времена Людовика XV около тысячи дворян имели в Версале постоянное жилье или временное прибежище. Одно из следствий этого странного положения состоит в том, что изучать французское домостроительное искусство XVIII в. можно лишь почти исключительно в Париже и в его окрестностях. Загородные дома в провинции большей частью представляют собой или старинные оборонительные замки с парой-другой заново отделанных помещений, или постройки XIX в. В некоторых богатых провинциальных городах имеются хорошие общественные здания и дома буржуазии XVIII в., но первоклассных строений того времени за пределами радиуса дневной неспешной поездки из Версаля чрезвычайно мало.