— Понятно. А ее лица ты не рассмотрел случайно?
— Лица? Ну… лицо как лицо. Я не присматривался. Если бы молодая, я бы присмотрелся, а так… — Он махнул рукой. — А потом, она все время стояла то боком, то спиной.
— Стрижка или длинные волосы? Блондинка? Рыжая?
— Длинные… кажется. По плечам, каштановые. Я же говорю, она не подходила к стойке, ждала около лифта. Невысокая, не особенно молодая…
— Как он вел себя?
— Этот? — Гоша дернул плечом и задумался. — Улыбался, все время оглядывался на нее. Схватил карточку, подбежал к ней… — Гоша вздохнул и покачал головой.
…В холле Монах купил в автомате бумажный стаканчик кофе.
— Ты пьешь эту дрянь? — удивился Добродеев. — Идем в кофейню, тут рядом.
— Я не себе, — загадочно ответил Монах.
На улице он подошел к скамейке, где все еще сидел шведский миллионер, и протянул ему стаканчик:
— Плиз!
Тот окинул Монаха внимательным взглядом, улыбнулся и взял. Теперь Монах рассмотрел шведа как следует. Приятное худощавое лицо, бесцветные волосы и карие глаза; лет сорока. Слегка поредевшая макушка. Одет… нестандартно, как выразился Гоша. Старые джинсы и линялая футболка; вьетнамки на босу ногу. Часы стоимостью с автомобиль среднего класса, Монах видел такие в телевизоре.
— Ты, друг, извини, — сказал Монах, присаживаясь рядом. — Глупо получилось.
— Ничего, — сказал швед. — Бывает. Спасибо. Хороший кофе. — Он привстал и протянул Монаху руку: — Ларссон Андерс. Очень приятно.
Он говорил чисто, с легким акцентом.
Монах тоже привстал.
— Олег Монахов. Мне тоже приятно. Это мой друг журналист Алексей Добродеев.
— Журналист? Репо́ртер? — оживился швед. — Нам надо журналистов. Мы боремся с собаками на улице. Ты из какой газеты?
Добродеев уселся с другой стороны и сказал:
— Я сотрудничаю со многими печатными изданиями.
— Я читал про убийство в газете «Вечерняя лошадь», — сказал Ларссон. — Это ты?
— Это я, — признался Добродеев.
— Это есть очень необыкновенно и странно убивать… с этими… — Он пошевелил пальцами. — С ножницами! Я не знал, что так возможно. Как говорится: век живи, век учись. Можешь написать про бедных собачек?
— В принципе могу, — сказал Добродеев. — В моем материале не было про ножницы.
— Тогда напиши! Про ножницы сказала горничная, очень хорошая девушка.
— Я подумаю, — сказал Добродеев. — Нам пора, рады были познакомиться.
— Можно телефончик? — сказал Ларссон. — Я позвоню.
Монах ухмыльнулся.
Добродеев продиктовал номер своего мобильника, и они откланялись.
— Придется написать про бедных собачек, — сказал Монах. — Ты пообещал.
— Иди к черту! Собак мне только не хватало для полного счастья. За что ты извинялся?
— Как любознательный и склонный к анализу член детективного клуба любителей пива, Лео, ты мог бы и сам догадаться. Подумай и…
— Ты бросил ему деньги в кофе! — расхохотался Добродеев. — Бросил?
— Бросил, а он сказал спасибо. Представляешь себя на его месте? Тебе какой-то жлоб бросает пятак в стаканчик с кофе, а ты ему говоришь… Вот мне по-человечески интересно, Леша, что бы ты сказал на его месте?
— Послал бы!
— И я послал бы. А Ларссон сказал спасибо — вот что значит европейское воспитание, Леша.
Глава 6. Разбор полетов
— Папочка, все прошло просто чудесно! — Лара обняла отца, поцеловала в щеку.
— Я не публичный человек, ты же знаешь, — сказал Сунгур, обнимая дочь. — Если бы Савелий не настоял… да и Коля Рыбченко.
— Они правы, папочка, читателя нужно любить.
— Ларочка, а этот парень, Ростислав… что он за человек?
— Нормальный человек, папочка. Хороший специалист, сказал, если что, пригоняй машину к нему. Очень полезное знакомство.
— Как я понимаю, не только полезное, так? Он тебе нравится?
— Нравится.
— Ты поосторожнее, девочка. Ты у меня такая ранимая…
— Папочка, ты же знаешь, я реалист и все про себя понимаю. Ранимая, книжное воспитание, восемнадцатый век… скучная, одним словом. Ты это имеешь в виду?
— Ты не скучная, ты умница и замечательный человек!
— Когда о женщине говорят, что она замечательный человек и умница, плохи ее дела. Я шучу, папочка! — воскликнула она, видя, что отец собирается возразить. — Мы с Ростиславом друзья, он мне нравится, что будет дальше… посмотрим. Я пригласила его на ужин, ты не против?
— Когда?
— Сегодня. Он сказал, что ты ему очень понравился, он никогда еще не видел живого писателя. Ну я и сказала, приходи. Посидим, я накрою на стол. Скажешь маме?