Я посылаю мужу воздушный поцелуй, а он все не уезжает, надеясь убедиться, что я действительно войду в зловонный подъезд Клариссы, а не сверну в проходной дворик под арку и не удеру к другим своим лучшим подружкам поднимать настроение, которое он мне так беспощадно испортил. В подъезде, зажимая нос итальянским батистовым платочком, чтобы не задохнуться от зловония, я вынимаю из сумочки телефон и, косясь в окошко на лестничной клетке (ведь стоит до сих пор, пялится из машины!), набираю номер Алки и задушенно шепчу:
— Забери меня.
— Откуда?
Алка как всегда лаконична и понимает с полуслова. Говорит тоже задушенно, значит, недавно проснулась: работа у нее нервная и по большей части — ночная.
— От Клариссы.
— Через пару минут, держись, — обещает Алка, и я уже слышу шелест шелкового халата и чавканье меховых тапочек.
Конечно, она еще выпьет чашечку кофе и пара минут обернутся тремя четвертями часа, но она обязательно приедет, потому что терпеть не может Клариссу и возмущается ее притязаниями на мою душу.
Вздохнув, я сунула телефон обратно в сумку и уронила платок на ступеньки. Хороший был платочек, последний в упаковке. Но не поднимать же… «Прощай, платочек, — говорю я ему. — Мадам будет вспоминать тебя время от времени…»
В этот момент дверь Клариссы открывается и она обдает меня сиянием своих сиреневатых глаз.
— Здравствуй, Леночка.
Мадам терпеть не может, когда ее зовут по имени. Я подставляю щеку Клариссе, мысленно подгоняя Алку — ее кофеварку и потрепанный джип.
— Я так рада тебя видеть…
Мы не виделись пару месяцев. Но что такое пара месяцев для Клариссы, у которой ничего никогда не меняется? Та же неуютная комната, где вместо обоев по стенам стеллажи с пропылившимися книгами; та же репродукция на двери — Леда и божественный лебедь в момент совокупления; та же узкая кровать в углу, на которой при всем желании, кроме Клариссы, никто бы больше не уместился — не то что мужчина, даже карлик; тот же столик… Стоп! Мадам уже не помнит, когда в последний раз видела этот столик. Обычно он завален журналами, книгами и стихами Клариссы так, что скорее похож на груду макулатуры. Но сегодня столик пуст, почти чист и накрыт к чаю. Похоже, лучшая подруга действительно ждала Мадам: не ушла по рассеянности в библиотеку, позабыв о своем приглашении, не спустилась поболтать к соседке этажом ниже. Мысль о заговоре Клариссы с любимым мужем посетила меня в тот самый миг, когда я увидела столик, а укрепиться в этом подозрении помогла сама Кларисса — вид у нее был виноватый, но решительный.
— Как ты? — спросила Кларисса, присаживаясь на потертый пуфик и указывая Мадам на единственный колченогий стул.
— Старею. Пора на свалку…
Мадам не любит хитрить. И еще больше не любит, когда хитрят с нею. Если Кларисса с Женей сговорились, то следует сразу заставить ее выложить все карты. Иначе появится Алка, а Мадам все-таки прелюбопытно узнать, какими же функциями наделил любезный муж любимую подругу.
— Ну что ты, Мадам! — все-таки вспомнила о моей нелюбви к «Леночке» Кларисса. — По сравнению со мной ты…
Мадам никогда не перебивает людей, делающих ей комплименты. Помнится, однажды, на съемках в Торонто, я даже пропустила обед, потому что продюсер рекламного ролика никак не мог остановиться, выражая Мадам свои чувства.
— Так считает Джек, — говорю я, глядя Клариссе в глаза, когда та закончила то ли хвалить меня, то ли ругать себя.
— Он вовсе не о том… — сразу же выдала себя Кларисса, и ее сиреневые глазки загорелись легкой досадой. — Мадам, не буду ходить вокруг да около, Женя рассказал мне о своих планах.
— У него появились планы? — Я добавила в свой тон изрядную порцию яда, чтобы Кларисса прекратила наконец разыгрывать из себя учительницу начальной школы для умственно отсталых детей.
— У вас, — с готовностью поправилась Кларисса, — конечно, у вас. Я так сказала только оттого, что думала — ты не разделяешь его идею.
Да, совсем позабыла: мой муж — генератор идей. Все, что высказывает он, есть гениальная идея уже по определению; все, что исходит из чужих уст, — ничего не значащие пустые слова.