Он усаживается на качели и начинает перебирать в памяти целые сотни комодов, которые стояли у его прапрабабушки в графском доме, где она жила. Богаче её никого в целом свете не было, утверждает Аббэ. На каждом пальце она носила бриллиантовые кольца, а когда пекла свои крендели, кольца иногда сваливались с пальцев и попадали в тесто.
— Потому что тесто ведь такое липкое, — объясняет Аббэ, чтобы Мадикен всё поняла — И слыхала бы ты, как хрумкало во вставных челюстях у тех старых кочерёжек, которые лопали прапрабабкины кренделя! А бриллианты так и сыпались у них изо рта. Старуха была не какая-нибудь там жадюга. «Возьмите их себе — говорила она всем, кто пытался вернуть ей найденные в тесте бриллианты. Что в тесто попало, то пропало. А бриллиантов у меня, аки песка морского, так и нечего сквалыжничать», — говорила прапрабабка.
В гостях у Аббэ время летит быстро, и вот внезапно возвращается тётушка Нильссон. Дядюшку Нильссона она с собой не привела, но зато принесла два большущих пакета, Аббэ и Мадикен тут же несутся следом за ней в кухню, ведь им очень любопытно, что лежит в этих пакетах. Но тётушка Нильссон выпроваживает их за дверь.
— Мне надо побыть одной, приготовить кое-что поесть. Мы так долго жили на одной похлёбке с крупой и кореньями да ржавой селёдке, что пора уже кой-чем и полакомиться.
— Откуда у тебя деньги? — спрашивает Аббэ.
— Это моё дело, — отвечает тётушка Нильссон.
Вид у неё очень довольный, она даже осведомляется, не захочет ли Мадикен поужинать вместе с ними в Люгнете.
— Беги домой, спроси разрешения, — говорит она.
Мадикен с радостью мчится домой. Её почти никогда не приглашали на ужин в доме у Аббэ. Вот потому-то это, так весело и удивительно! Должна же мама понять! Хотя в другое время она отнюдь не считает, что Мадикен может постоянно крутиться в Люгнете.
На сей раз мамане возражает. Она только приглаживает щёткой волосы дочери, надевает ей чистый фартучек и просит её хорошо вести себя в гостях ине забывать говорить «спасибо».
Когда Мадикен, счастливая и полная ожиданий, прибегает в Люгнет, то у самой калитки сталкивается с дядюшкой Нильссоном. Он возвращается домой, такой же трезвый и такой же мрачный, как и раньше, когда уходил из дома. По крайней мере, Мадикен не замечает в нём никакой перемены.
— Жизнь — борьба, — говорит он — Но об этом тебе ничего не известно, маленькая Мадичка. И люди так безжалостны. Никто в этом городе не одолжит несчастному бедолаге двести крон, как бы он ни просил и ни умолял о помощи.
Он берёт Мадикен за руку, и вот так, вдвоём, они входят в кухню.
Тётушка Нильссон хлопочет у плиты, стуча горшками и сковородками. Она приветливо кивает дядюшке Нильссону.
— Хорошо, что пришёл. Сейчас будем кушать.
Вскоре на столе появляется еда, и какая еда! Подобного пира Мадикен никогда не видала в этом доме, Тут и телячьи котлетки в сметанном соусе, и омлет с тушёными грибами, и аппетитный картофель, и солёные огурчики, и сыр разных сортов, и пиво, и лимонад, и даже кое-что покрепче для дядюшки Нильссона.
Дядюшка Нильссон пристально разглядывает всё это.
— Неужели ты сошла с ума? — спрашивает он тётушку Нильссон.
Но она отрицает это, и глазки у дядюшки Нильссона начинают поблёскивать, поскольку сейчас он чувствует, что проголодался. Мадикен тоже проголодалась, и Аббэ кладёт ей в тарелку сразу и омлет, и телячью котлетку. И вид у него при этом очень довольный.
— Примерно так там и ели каждый день, в доме у прабабушки, — объясняет он Мадикен.
Вот уж действительно весёлый пир получился! Никто как будто думать не думает о комоде и фабриканте Линде, который может скоро нагрянуть и положить конец веселью.
Когда все наелись, тётушка Нильссон говорит:
— Дай мне свою тарелку, Нильссон!
Дядюшка Нильссон поднимает тарелку и протягивает её жене. А на том месте, где стояла тарелка, что-то лежит. Да это же две совсем новеньких чистеньких бумажки стоимостью в сто крон каждая. Дядюшка Нильссон просто подскакивает от удивления, увидав их.
— Жена, где тебе посчастливилось занять денег?
— Я их не занимала, — изрекает тётушка Нильссон.
Муж строго смотрит на неё.
— Не хочешь же ты сказать, что стащила их?
Подобное предположение настолько глупо, что тётушка Нильссон даже не отвечает. Но дядюшка Нильссон не унимается. Он должен знать, откуда у них в доме появились деньги, и наконец тётушка Нильссон сообщает:
— Я продалась доктору Берглунду.
Сначала надолго воцаряется тишина, но потом дядюшка Нильссон, опомнившись, рычит: