И даже не замечает, как Мадикен скрывается за домом вместе с крикушонком. Старик счастлив. Он спешит с котёнком домой.
А в юнибаккенской прачечной, неподалёку от мостков, на перевёрнутом корыте сидит Альва, сжимая в объятиях двоих детей. Мадикен от рыданий уже икает. А Кайса весело гугукает, она довольна, словно всё так и должно быть.
— Поплачь, поплачь, — говорит Альва — Выплачи всё и забудь, иначе тебе потом будут сниться всякие кошмары.
И Мадикен плачет долго-предолго. Наконец слёзы в ней иссякают и остаётся лишь странная приятная пустота.
Тогда она слезает с Альвиных колен.
— Только маме об этом не надо говорить, — решает Мадикен.
Альва согласна с ней.
— Мама лишь разволнуется понапрасну. А Линдквиста, беднягу, так и так заберут в больницу!
Мадикен помогает Альве повесить выстиранное бельё на верёвку, натянутую между берёз. Кайса лежит в колясочке, совсем рядом, смотрит на голые берёзовые ветки, которые качаются у неё над головой, и восхищённо гугукает. Она уже совершенно забыла о Линдквисте.
На крылечке у чёрного хода лежит Гусан в окружении трёх своих котят. Бедный Линдквист, он даже котёнка не смог удержать, хотя у него такие большие и сильные руки! Мадикен очень жаль сумасшедшего старика, и она спрашивает Альву:
— А нам с тобой можно послать Линдквисту в больницу нюхательный табак?
— Конечно, можно, — заверяет её Альва. — Мы пришлём ему столько табаку, что он набьёт им полон нос, уж я обещаю.
Мадикен задумчиво смотрит вдаль.
— Да, а вот того, что живёт и двигается, ему, наверное, никто никогда не пришлёт.
Альва тоже так думает. Она вывешивает на верёвку последнее полотенце и подозрительно косится на солнце, которое больше не желает светить так же ярко.
— Скорей бы наше бельё высохло, а то к вечеру наверняка пойдёт дождь. Думаю, нам придётся идти к майскому костру под зонтиком.
…Наконец наступает вечер, тёплый и пасмурный, и весь Юнибаккен отправляется приветствовать весну. Мадикен и Лизабет гордо везут Кайсу к первому в её жизни майскому костру. Мадикен уже почти забыла об утреннем происшествии. Кажется, его и не было вовсе. Теперь она лишь ждёт случая показать всем Кайсу. Если у людей есть глаза, они непременно увидят, до чего хорош «этот маленький человечек» в коляске.
Но люди так глупы, что даже не видят, кто там лежит! Они только и ждут, когда трубочист зажжёт костёр и мужской хор запоёт гимн весне. У них нет времени любоваться Кайсой!
— Думаешь, им неизвестно, как выглядят младенцы? — говорит Мия.
Кроме Мии и Маттис, на Кайсу никто не обращает внимания. Но даже Мия не понимает, что Кайса — чудо.
К ним подходит Аббэ. Он любит малышей и с любопытством заглядывает в коляску. Долго, и даже очень долго, разглядывает он Кайсу. Мадикен довольна, и Кайса тоже. Она радостно смеётся и гугукает.
— Смотри, как я ей нравлюсь! — говорит Аббэ. — Вообще-то я нравлюсь всем девчонкам, по крайней мере тем, что живут в Юнибаккене, вот только насчёт Альвы неизвестно.
А насчёт Альвы, в общем-то, всё известно — сейчас она глядит только на трубочиста. И тот подмигивает ей, Мадикен замечает это. Мог бы и не подмигивать. К счастью, все пятеро детей трубочиста толпятся вокруг него ждут, когда отец зажжёт наконец костёр, так что долго подмигивать ему не придётся!
— Ничего не могу с собой поделать, к трубочисту у меня слабость, — признаётся Альва.
Дядюшка Нильссон тоже приходит взглянуть на костёр. Он прогуливается поблизости, такой нарядный в чёрном пальто, в шляпе, с тростью и с сигарой. Тётушка Нильссон идёт чуть позади мужа, далеко не такая нарядная, как он. На плечи её, по обыкновению, наброшена серая шаль.
— В такой вечер чувствуешь в себе жизнь, — говорит дядюшка Нильссон, попыхивая сигарой — В весенних вечерах, я заметил, есть что-то особенное.
Мадикен тоже это заметила, да ещё как заметила! Ну и пусть вечер пасмурный и тёмный, зато чувствуется весна, пахнет весной, весна уже пришла, такая же прекрасная, как всегда! И пусть идёт дождь, если хочет, он же весенний, думает Мадикен. Весенний дождь — даже сами эти слова звучат отрадно. Так пусть себе идёт весенний дождь! Конечно, будет немного грязно, и те, кто толпится у майского костра, запачкают башмаки. Но это не беда, так считает Мадикен. Ведь на ней сегодня старые сандалии, и девочка с удовлетворением осматривает их.
— Интересно, помнят ли они, какими красивыми были в прошлом году? — спрашивает она у Лизабет.
Но Лизабет не понимает, о чём идёт речь.
— Кто — они?
— Мои сандалии! Какая же я добрая, что дважды позволила им увидеть майский костёр.