— Куда ты?
— Мне не нравится в этой дыре. Думаю поискать гостиницу поприличнее. Но ты можешь остаться, если хочешь.
Если Франческа не дура, будет играть по моим правилам. Я не собирался тащить девушку за волосы до родительского дома, выслушивая всю дорогу, какой я подлец и мерзавец.
Успел дойти до двери, когда она все‑таки не выдержала:
— Погоди!
— Вы что‑то еще хотели, сеньора?
— У меня нет денег, — выдавила она. — Кошелек остался у Лоренцо.
— Это твои проблемы, дорогая. Хочешь, чтобы я оплачивал еду и комнаты, а заодно защищал тебя от нежелательного внимания — едешь со мной. Нет, так нет. Тебе решать.
Она могла отказаться. Что‑то в ее лице говорило, что она точно откажется, но, похоже, девчонке пришла в голову какая‑то мысль, потому что лицо ее прояснилось, а затем она взглянула сверху вниз и высокомерно процедила:
— Хорошо.
Но тут уже я решил развлечься:
— Что значит «хорошо» в контексте нашего маленького спора, сеньора? Озвучьте, будьте любезны.
И так было ясно, но хотелось услышать это из ее уст. Имею право на маленькие радости, раз уж я сегодня такой хороший и бескорыстный.
Франческа скривилась, словно я заставил ее съесть лимон:
— Хорошо, я поеду с тобой.
— Разве так просят? Немного уважения и вежливости. Попробуй еще раз.
Она не устроила спектакля с выцарапыванием глаз или оскорблениями. Смиренно опустила взгляд и попросила взять ее с собой. Как подменили. Куда только подевалась дикая кошка, что была здесь пятью минутами раньше?
— Тогда пойдемте искать гостиницу, сеньора.
И чем я недоволен? Разве не этой покорности я только что добивался?
Герцог Рино оказался еще нестарым мужчиной. Его голову, с ежиком темных, вопреки разеннской моде коротко остриженных волос, украшали глубокие залысины. Уши забавно оттопыривались, однако внимательные глаза цвета стали и бульдожья челюсть скрадывали комическое впечатление. Невысокий, гладко выбритый, плотный, больше за счет мускулов, чем жира, он умел заставить считаться с собой одним своим присутствием.
О нем говорили, как о мудром политике, сумевшем укрепить изрядно расшатавшееся после череды неудачников, пьяниц и дураков герцогство. Он слыл человеком жестким и даже порой жестоким, но нельзя было отрицать, что Умберто Рино — дар для своей земли. За двадцать лет, что герцог цепко держал в руках символ власти, Рино из нищего, обложенного данью края расцвело в мощный, лишь номинально находящийся под протекторатом Разеннской империи, округ. В основном, конечно, за счет торговли местными винами и красильням вдоль русла Эраны.
Со слов моего брата Мартина, отношения между Рино и Разенной напряжены, как никогда. Он даже предрекал войну, которая, скорее всего, закончится для герцогства печально, но пока все было тихо, и край процветал.
Сейчас, мы с Франческой стояли в приемной зале замка Кастелло ди Нава, перед полноправным хозяином окрестных земель.
И он выглядел не слишком‑то счастливым.
Стоило нам предстать перед герцогом, как девица пыталась меня оговорить, обвиняя в разбойном нападении и только что не насилии. Я запоздало понял, что именно ради этой возможности она поступилась гордостью и согласилась вернуться домой в моем обществе.
Ну а с чего бы мне ждать иного? Она хотела мести и была в своем праве. Хорошая попытка. Не вина Франчески, что герцог был слишком зол из‑за побега, поэтому с первых же слов грубо велел дочери заткнуться и дальше слушал только мою версию событий.
— …Лоренцо ударил меня по лицу, я убил его за это. А позже, узнав, что Франческа — ваша дочь, решил оказать вам услугу и препроводить сеньориту… то есть, простите, сеньору, домой, — закончил я свой рассказ и слегка поклонился.
— Сеньора, значит? — тяжело спросил герцог и посмотрел на дочь в упор. — Ясно.
Потом, после паузы:
— Что же. Брака с Альваресом не будет, ты добилась своего. После такого… кому ты нужна, потаскуха? — и вдруг закричал, теряя контроль. — Вон! Убирайся!
Девушку как ветром сдуло. Рино грузно откинулся в кресле и прикрыл глаза. Я дал ему пару минут, потом демонстративно откашлялся.
— Ты? — в голосе правителя слышалось глухое ворчание. Так озлобленный пес предупреждает, что к нему лучше не подходить. — Ждешь награду?
— Вообще‑то нет, ваше великолепие. Я здесь, можно сказать, по делу. У меня для вас рекомендательное письмо от его величества Ансельма Третьего.
Он принял из моих рук свиток и хмыкнул над сломанной печатью.
— Ты читал его?
— Трудно было удержаться. Грешен, страдаю любопытством.
Я прочел его еще на середине пути от скуки и был разочарован, не найдя ничего крамольного.
Не зря молва славила Умберто, как человека неглупого и выдержанного. Вместо того чтобы вспылить, он развернул свиток и углубился в чтение.
Я ждал, разглядывая гобелены на стенах с вытканными баталиями или назидательными религиозными сюжетами. Один мне даже понравился. На нем первосвященник Андрий усекал хаотическую тварь, в которую превратилась его жена, с помощью святого слова и здоровенной пики. Мастеру определенно удалось выражение садистской радости на лице святого.
Герцог закончил чтение, откинулся в кресле и смерил меня гораздо более внимательным взглядом, чем при первом знакомстве.
— Ты — брат эрцканцлера Мартина курфюрста Эйстерского?
— К несчастью. Мы оба понять не можем, как могла случиться такая досадная глупость.
— Ансельм просит оказать тебе подобающее гостеприимство.
— Знаю. Я читал письмо.
— Он также просит оказать тебе всяческое содействие в твоих, — он сверился с письмом, словно забыл, — поисках. Каких?
— О, сущие пустяки. Ничего такого, что бы потребовало времени вашего великолепия. В последнее время я увлекся историей магии. В свитках, хранящихся в королевской библиотеке Вальденберга, я встретил упоминания, что часть рукописей по интересующему меня вопросу была выкуплена вашим почтенным предком. Так что для содействия вам достаточно дать мне доступ в фамильную библиотеку.
— Ты маг?
— Как видите.
Причин говорить «нет» у него не было. Если отношения Разенны и Рино и впрямь настолько испортились, сейчас герцог совсем не в том положении, чтобы отказывать могучему северному соседу в ерундовой, по сути, просьбе. Однако Умберто медлил, чувствуя подвох.
— «Манеры его несносны, а характер — вспыльчив, так что велите верным вам людям держаться подальше от лорда Элвина, если не хотите их лишиться», — зачитал он.
Я усмехнулся, вспоминая последний разговор с братцем Мартином.
— Элвин, прекрати убивать моих людей.
— Знаешь, как ни смешно это произносить, но они вроде как меня вызвали. Я всего лишь защищался.
— Ага, — Мартин скептически ухмыльнулся. — А Луна сделана из зеленого сыра.
— Если вассалы твоей марионетки так носятся со своей честью, пусть отточат языки острее, чем затачивают шпаги.
— Если ты посадишь на цепь свой сарказм, им не придется этого делать. Честное слово, мне иногда хочется подарить тебе кляп.
Я пожал плечами:
— Подари.
— Ты ведь это специально? Не просто от скуки или ради развлечения?
— Не буду отрицать очевидного.
— Зачем?
— Думаю, я оказал тебе услугу. И мир, определенно, стал чище после похорон.
Мартин устало растер лицо руками. Иллюзия сползла, осыпалась подсохшим песком. Исчезла седина из чуть волнистых темных волос и бровей, ушли морщины с бледной кожи и тяжелые мешки под серыми глазами, похудели щеки. То же вытянутое лицо, лицо маркграфа Эйстерского — острый нос, узкий подбородок, тонкие губы привычно кривятся в недовольной гримасе, но обладателю его на двадцать лет меньше, словно Мартин глотнул мифического эликсира молодости.
Брат перевел взгляд на свои руки, вздрогнул и единым движением снова накинул личину.