— Что это значит? — спросил Рэндольф, когда я описал ему картину.
— Не знаю. Но мне это не нравится. Никогда не слышал, чтобы символ Хаоса Предначального применяли подобным образом.
Я мрачно уставился на фигуру, пытаясь понять, для чего и как ее могли использовать.
Руны и Хаос?
Воззвание к Хаосу — всегда молитва. Одержимый становится вратами, через которые в мир входит невозможное. Потому даже культисты столь редко занимают силу у своей мертвой богини. Результат никогда не предсказуем до конца, как и изменения, которым подвергнется одержимый.
Руны же — воплощенная структура. Самая понятная и логичная форма магии. И самая доступная, если у тебя есть мозги, конечно. Почти не требует силы, лишь умения абстрактно мыслить и простраивать цепочки смыслов. Именно на рунах происходит привязка энергетических комплексов (в просторечии “заклинаний”) к материальным объектам.
Но при чем тут, во имя Четырех, полные крови и секса темные камлания во славу Хаоса?
По правде говоря, я всегда относился к хаосопоклонникам, как к кучке клоунов. Модное увлечение для знатной, не понятой окружающими молодежи, не более. Ну хочется детишкам собираться порой в смешных балахонах, петь заунывные гимны и ощущать себя не такими, как все. Да ради богов, чем бы ни тешились. Реальных случаев приобщения к Черной через такие собрания можно посчитать по пальцам. Одно дело, твердить о власти Хаоса Предначального, который сожжет огнем и зальет кровью унылый мир отцов. И совсем другое — добровольно стать чудовищем, утратившим человеческий вид и суть.
По всему выходило, что в Разенне культ Черной приобрел неожиданные и настораживающие черты.
Я постарался максимально доходчиво и кратко изложить свои соображения Рэндольфу. Тут слушал, не перебивая, только кивал.
— Хорошо. Кстати, я почти вижу. Что будем делать?
— Не знаю. В подчинении твоего князя есть сильные рунические маги?
— Были до недавнего времени.
— Мудро со стороны служителей Черной. Хорошо, видимо мне лично придется разгребать эту кучу дерьма.
— Могу я чем-то помочь?
— Если не можешь достать перо и бумагу, просто не мешай.
Я погрузился в расчеты, ползая вдоль лучей и водя пальцем по руническим цепочкам.
Какие-то предварительные результаты приходилось чертить пальцем в пыли на камнях. Трижды я сбивался, приходилось начинать все почти с самого начала. Рэндольф стоял рядом и держал факел, а когда тот догорел, достал где-то второй и зажег.
— Очень странно, — объявил наконец я. — Я мало что понял, сути даже не касался, там месяц разбираться и лучше с гримуарами. Но по всему выходит, что это был ритуал призыва чего-то невероятно мощного. С наложением огромного количества ограничений и условий… О, Четырехпутье, они ведь не всерьез?! Она же мертва!
— Кто?
— Сам подумай, — я заговорил торопливо, стремясь успеть за жутковатым озарением. — Мы в святилище Черной Тары, парень! Зачем здесь заклятье, силы которого должно хватить на призыв самой адской из возможных тварей?! У этих культистов совсем нет мозгов!
— Они хотят возродить богиню? — впервые за вечер фэйри потерял невозмутимость. Дикость замысла потрясла даже его.
— Угу. Причем надо полагать, что остальных богов нам никто не вернет. Вот никогда не мог понять фанатиков. Мир, конечно, довольно поганое место, но не настолько, чтобы отдавать его Хаосу, — я еще раз окинул взглядом фигуру. — Хорошая новость: пусть я и не понял, как это работает, я понял, как это сломать. Но будет нужна твоя помощь.
— Что нужно делать?
— Дать немного крови. Руны на крови — самые действенные. Можно обойтись только моей, но лучше использовать несколько источников. Так что гордись, ты тоже в некотором роде станешь Стражем.
Он обнажил меч:
— Хорошо.
— Погоди! Осталось обговорить плату.
— Плату?
— Дружище Рэндольф, я хочу забрать то, за чем пришел сюда. Артефакт де Бриена должен до сих пор лежать в тайнике, если культисты не нашли его, в чем я сомневаюсь.
— А что я скажу князю?
— Правду. Или что-то придумаешь. Ну, решайся.
Он задумался, потом кивнул:
— Хорошо. Под мою ответственность. Действуй.
Тайник де Бриена располагался там, где и должен был — за барельефом, изображавшим рождение богов, чуть правее урны с прахом печально известного первосвященника. Я снял заклинание, предохранявшее содержимое тайника от воздействия времени, не глядя закинул в мешок связку свитков и шкатулку. Нечего дразнить фэйри, разбирая добычу у него на глазах.