Моника и Алесио дружно обернулись и увидали, как на террасу второго этажа выскочил высокий, светловолосый негр. Он станцевал что-то вроде тарантеллы и замахал руками девушке и садовнику:
— Видите? Видите? У меня получилось! И без магии! — и прыгнул вниз, с террасы во двор.
— О, господи, — прошептала Моника, прижимая обе руки к груди. — Илларион, ты теперь чернокожий!
— Да! Да, милая! Я нашел, наконец, нужную формулу! — радостно ответил чародей, подходя к ней.
— А зачем? Зачем это надо?
Илларион замер. Вопрос о целесообразности его изобретения стал для него явно неожиданным.
— Ну… э… мало ли, — пожал он чернокожими плечами. — Ну, вдруг пригодиться когда-нибудь… кому-нибудь…
— Угу, — вздохнула Моника. — Шпионам каким-нибудь. Или бандитам — чтоб следы заметать.
Чародей был в растерянности. Почесал негроидными пальцами свою светлую голову, хмуро посмотрел на колбу с радужной жидкостью, которую держал в руках, и буркнул:
— Стало быть, толку нет?
Моника лучезарно улыбнулась:
— Милый, толк есть. Для определенного контингента, для очень маленького контингента. И для не совсем хорошего контингента. А нам с тобой это зачем?
Илларион взвесил все «за» и «против», вздохнул и тут же вылил удивительный раствор вниз, на клумбы с белыми ирисами — они моментально преобразились в черные тюльпаны.
— Ой! А как же ты обратно? — всплеснула руками Моника.
— Легко, — вздохнул маг, щелкнул пальцами и вернул себе прежний белокожий облик.
Рыжая красавица улыбнулась, обняла его, поцеловала в щеку:
— Вот славно. И не надо нам ноу-хау, ведь правда?
— Правда, — буркнул волшебник, чувствуя, как кружится у него голова от аромата волос Моники (они пахли чайными розами).
— Лабораторию уберешь? — замурчала девушка ему в ухо.
— Уберу.
— Башню поправишь?
— Поправлю, — шептал разомлевший Илларион, поглаживая спину Моники. — Но чуть позже…
Про мага Валентина
Звенел от зноя август, сладко пахли кипарисы, а крутой маг Илларион косил траву на лужайке за замком. Чародей был в льняных штанах, без рубашки, босиком, и махал косой вполне профессионально.
Из беломраморной беседки любовалась косцом зеленоглазая Моника. Она думала о том, что после пойдет с Илларионом в душ и там намылит его спину, грудь и все остальное душистым мылом. Думала и нижнюю, пухлую розовую губку прикусывала похожими на жемчуг зубками.
Илларион же косил и мурлыкал себе под нос:
— Ой ты травушка-муравушка лесная…
Тут над поместьем пронеслась, лопоча крыльями, большая стая рыжих голубей — это зачарованные ворота просигналили о том, что в них кто-то постучал.
Крутой маг опустил косу, вытер пот со лба и прищурил левый глаз, чтоб увидеть этого кого-то.
— Валентин, — хмыкнул Илларион и легким взмахом руки отправил косу в подвал. — Опять у него что-то не ладиться…
Он послал Монике воздушный поцелуй, а вместе с ним — просьбу приготовить зеленый чай с жасмином и слоеные палочки с шоколадом и накрыть на стол на южной террасе.
Девушка ответила магу двумя воздушными поцелуями и ушла хлопотать над чаем.
Илларион же пошел к зачарованным воротам — встречать гостя…
А ворота, черные, кованные, украшенные золотыми шишечками и листьями, уже скрипели и ворчали на Валентина, невысокого молодого мага, русоволосого и синеглазого (все чародеи мира Земля были синеглазыми):
— Кто так стукает? Ну кто так стукает? Что? Силу некуда девать? Вот зачем было три раза стукать, когда одного раза достаточно? А? Почему молчишь? А? Отвечать не хочешь? У, хам какой…
— Тише, — сказал, подходя, Илларион, и ворота послушно умолкли, но не перестали сердито пялиться на гостя своими позолоченными петлями.
— Привет, Валентин, — вежливо поклонился юноше Илларион.
— Добрый день, — ответил тот.
— Входи, пожалуйста, — и крутой маг сделал приглашающий жест, и от этого ворота широко и бесшумно раскрылись, впустили пришельца в Липовую аллею…
Волшебник Валентин сидел в закрытой позе в плетеном кресле и тяжко вздыхал, не забывая с хрустом поглощать слоеные палочки и рафинад.
— А я чем помогу? Ты бы к Наваркину обратился, — заметил Илларион, почесывая свою щеку.
— Я у него был, — покачал головой Валентин. — А он сказал: алкогольная зависимость — не по его части. Сказал: "Я магические хвори лечу, а твоя ни хрена не магическая". Так вот и сказал…
Илларион поскреб затылок и пробормотал:
— Это он правильно сказал. Алкогольная зависимость — человеческая слабость…
— Тогда как я, маг, смог это подцепить? — чуть не заплакал Валентин.
— О, это тебе, а не мне, надо задавать этот вопрос, — развел руками Илларион. — Наваркин вот тоже коноплей балуется, но она его жизни, судя по всему, не мешает… А в чем проблема-то? Я тоже люблю выпить…
— Одно дело — просто выпить. Так, для настроения. Другое: когда, выпив один бокал, ты не можешь остановиться и пьешь еще один, потом — еще и еще.
Илларион подумал минуту и сказал:
— Да. Такое тоже со мной бывало. Ну и что?
Валентин криво усмехнулся:
— А у тебя бывало так, что ты месяцами только и делаешь, что пьешь, с утра до вечера, пока в твоих подвалах все бутылки и бочки не опустеют?
— Ого! — изумился Илларион.
— Ого-го, — вздохнул алкоголезависимый чародей. — Я таким вот образом уничтожил всю свою коллекцию вин и коньяков. Что теперь делать?
Крутой маг почесал за ухом и сказал:
— Новую собирать.
— Да. Новую, — фыркнул Валентин. — Думаешь: это так легко? У меня же был двухсотлетний коньяк. А теперь — нет его. Выпил и даже вкуса не распробовал. Потому что пил после мерло. А мерло — после алиготе…
— Какой кошмар! — ужаснулся Илларион.
— Кошмар — не то слово, — чуть не заплакал Валентин. — Коньяк просто погиб. И я! Я его так варварски уничтожил! Надо что-то делать. Надо как-то лечиться.
— Надо, — согласился Илларион.
— Как?
— Примерно так, как люди: кодирование, таблетки специальные. Арсенал велик.
— Таблетки я пробовал — ерунда полная. Кодирование — те же яйца. Эскулап один меня закодировал, а я через полчаса код подобрал. Я ж маг. Не могу я лечиться, как человек.
— Ну, самое простое и верное: больше не пить никогда…
— Ни-икода? — чуть не провыл Валентин. — О! Никогда-а! — и все же завыл, зарыдал, пряча лицо в льняное полотенце. — Я лучше в пропасть кинусь!
— Ты же знаешь: ничего из этого не выйдет, — заметил Илларион. — Прыгнешь, будешь лететь, а у самой земли сработает твой инстинкт самосохранения — и ты затормозишь. Магия — это магия. Это твой основной инстинкт. Его никак не придушить. Поэтому не реви. Что-нибудь придумаем…
Илларион нахмурил брови и крепко-крепко задумался, то и дело посматривая на Валентина. Бедняга же сидел, сильно сгорбившись, и безрадостно посматривал на лужайку: там, в белом шезлонге, загорала Моника.
— Что ж, — пробормотал Илларион, в который раз за этот день почесывая свое правое ухо. — Думаю, под страхом чего-нибудь ты пить не будешь.
— Это как? — тускло поинтересовался Валентин.
— Что-то вроде кодировки, — стал рассуждать крутой волшебник. — Хворь эта — человеческая, а ты — маг. Стало быть, при лечении надо использовать комбинированное средство: такое, чтоб сочетало в себе и человеческое, и магическое…
— Это как? — в голос Валентина вернулась живость.
— А вот так, — улыбнулся Илларион и щелкнул пальцами — ему на ладонь тут же опустился маленький рыженький желудь.
Валентин воззрился на сие семя так, будто это было легендарное яйцо сфинкса.
— Проглоти его, — сказал Илларион, протянув желудь собрату.
— И что будет?
— Скажу, когда проглотишь.
Валентин сперва хотел отказаться, даже брови нахмурил, собираясь выразить протест, но затем буркнул "была, не была!" и сунул в рот желудь. И проглотил. И спросил Иллариона: