Хозяйка дома стояла к ней спиной. Чайник как раз вскипел, словно точно знал когда Лана войдет, и Мари изящным жестом провела по кристаллу в плите, выключая огонь.
‒ Светлого дня, тетушка Мари. Я купила ваши любимые рогалики с вишней и песочное печенье.
Мари обернулась, и Лана в который раз удивилась тому, что эта женщина так настойчиво просила называть ее тетушкой. Ей бы больше подошло «госпожа», или, на худой конец, «мадам».
Среднего роста, с изящными чертами лица, выражавшего всегда лишь спокойное достоинство, идеально ровной спиной, тонкими руками и длинной шеей. Пшеничного цвета волосы неизменно собраны пусть в простую, но прическу, а голубые глаза светились умом. Она была словно аристократка, по ошибке оказавшаяся в деревянном домике на окраине, и надевшая на себя обычное платье из хлопка.
И, как и всякая аристократка, умела держать лицо при любых невзгодах. Ну и что, что теперь дворецкий не подаст ей чай и его придется заваривать самой, это еще не повод падать духом где попало. И прическа у женщины всегда должна быть, даже если ее некому сделать.
‒ Светлого дня, Мелания. Возьми блюдце на второй полке, ‒ изящным кивком головы указала Мари на нужный шкафчик. ‒ Как прошло твое утро?
Лана старалась хотя бы про себя не называть ее тетушкой. Не укладывалось у нее в голове сочетание слов тетушка и Мари. Все равно что сказать «хрупкий дуб», или «грустная радуга».
‒ Все как всегда. Изжоги, язвы, отравления. Пара травм, ничего серьезного... И, конечно, геморрой величайшего начальника жандармерии Бросвена!
Лана уже разложила сладости к чаю и собиралась плюхнуться на стул от возмущения, но быстро вспомнила, как Мари ее отчитывала за неподобающее поведение для леди. Словно и правда родная тетушка.
‒ Вот скажите, зачем мне все пытаются показать свои болячки? ‒ Лана плавно села на стул, держа спину прямо, и взяла чашку с чаем. ‒ Мне кажется они все думают, что у меня взгляд лечебный? Зачем поднимать юбки, снимать штаны или распахивать блузки пытаясь показать, где у них проблема?
Лана повернула голову к окну и продолжила возмущаться:
‒ Великие боги, благословите человека, додумавшегося применять сканирующее заклинание на больных. Иначе пришлось бы мне не раз заглядывать начальнику жандармерии между его толстых ляжек…
Мари поперхнулась чаем:
‒ Мелания!
‒ …и мало того еще и ковыряться там, пытаясь понять проблему. Каждый раз он с таким счастьем начинает расстегивать штаны, будто хочет похвастаться своим хозяйством. Хотя я более чем уверена, что у меня пипетки в лаборатории больше, чем его добро…
Мари не выдержала:
‒ Мелания! Прекрати немедленно!
Лана сжала губы и посмотрела на Мари. Та расправила нахмуренные брови и ласково ей улыбнулась:
‒ Каждый день одна и та же история. Опять больные и твое недовольство ими. И как ты устала жить в этом городе. Ах да, еще и отвратительная еда. Неужели у тебя в жизни ничего хорошего не происходит?
‒ У меня в жизни вообще ничего не происходит, ‒ буркнула Лана и уткнулась в чашку.
‒ Знаешь, судя по твоим ежедневным стенаниям, я могу предположить, что ты разочаровалась в лекарском деле.
Лана почувствовала, как глаза начало жечь от подступающих слез. Она крепко стиснула зубы и пару раз глубоко вдохнула, чтобы голос звучал ровно:
‒ Не то, чтобы разочаровалась и хочу заниматься чем-то другим. Просто мои мечты и ожидания не имели ничего общего с реальностью…
Она покатала по стенкам остатки чая и, поставив кружку на блюдце, снова повернулась к окну:
‒ Я ведь с детства с куклами играла не в семью и детей, а в лекаря. Перевязывала им ручки, поила лекарствами. До академии сама часами сидела в городской библиотеке и изучала книги. В академии оставляла себе время только на сон и еду. Училась, училась и училась, ‒ Лана горько хмыкнула. ‒ Мечтала, как в белоснежном халате лекаря буду с гордым видом рассекать по центральному лазарету Цеатана и отдавать всем распоряжения. Себе оставлять только тяжелые случаи, за которые никто не хочет браться. Как все будут ценить и уважать меня за знания и умения…
Она все-таки не выдержала и почувствовала, как по щеке скатилась слезинка.
‒ И где я по итогу? В маленьком убогом городишке на границе Империи. Каждый день мешаю сапогами грязь, лечу исключительно изжогу и убеждаю толстого борова жандармерии не снимать штаны для осмотра, ‒ Лана усмехнулась. ‒ Хотя убедить его не снимать штаны гораздо проще, чем объяснить, что геморрой горячими кирпичами не лечится.
Мари удивленно воскликнула: