— Заколка, которой вы, женщины, собираете волосы, — сказал он, возвращая ей палочку.
— Понятно, — выдохнула Гермиона.
— Где ты собираешься справлять Рождество? — Драко вспомнил про мате и залил щербу водой.
Монтегю потерялся в шкафу. Монтегю потерялся в шкафу…
— Не знаю, — ответила она.
— С родителями?
— О нет… — ее обычно счастливые глаза погрустнели.
— Почему?
— Они не помнят меня, Драко, — сказала она, смотря в сторону, туда, откуда доносился такой знакомый запах роз.
— Мне жаль, — произнес он. — И нет никого способа?
— Я все перепробовала… Даже то, что не была должна, — она впилась в него взглядом, — чем дальше, тем меньше надежды. Такой странный мир, ты не находишь? — проговорила она. — Мир, в котором по иронии судьбы мой самый близкий человек этой зимой… или летом — это Драко Малфой, — она улыбнулась.
— Тебя это напрягает? — он передал ей мате.
— Совсем нет! — она задумалась. — Представь… представь, что когда-то в моей школе был мальчик…
— Твоя первая любовь?
— Если бы…
— Вы все так говорите, а потом выясняется, что он переспал с тобой на школьном балу, а потом бросил тебя ради твоей лучшей подруги. И за это ты превратила его в лягушку?
— Я превратила его в лягушку по другой причине, — ответила она, смотря в сторону.
— Ну так поцелуй его, чтобы расколдовать, — сказал он, принимая из ее рук калабасу, — ты же до сих пор в него влюблена.
Этот рассказ ни о чем ему не говорил, но у него снова появилось неприятное чувство, как когда он хотел вспомнить что-то, но не мог. Памяти не было, но чувство осталось.
— А ты? Где будешь справлять Рождество ты? — спросила она.
— Точно не с родителями, — ответил он.
Гермиона стала рассматривать розы сбоку от них.
— Ты бы хотел к ним вернуться?
Драко плохо помнил свою семью. Но знал, что был очень зол на своего отца. Он знал, что каким-то образом оказался здесь благодаря ему.
— У меня напряженные отношения с отцом, — ответил он помедлив.
Повисла тишина. Только чирикали птицы и откуда-то доносилась визгливая музыка.
— Но они любят тебя, — Гермиона улыбнулась.
Почему это так странно — видеть, что она улыбается ему? Что она вообще сидит с ним рядом? Почему, когда она бросилась за палочкой, он был уверен, он ждал, что она ударит его, либо толкнет в грудь, либо скажет что-то оскорбительное, ядовитое. Это было бы нормальным, естественным, привычным. А сидеть вот так вдвоем на траве в парке между кустами роз, пить мате с медиалунас, говорить о семье, о Рождестве — это было странно, ненормально, неестественно. И это единственное, что остановило его от поцелуя, когда она перегнулась через него, чтобы взять еще одну булочку.
У него снова возникло то самое чувство, что они знакомы очень давно.
Драко протянул руку и коснулся уголка ее губ, чтобы снять налипшую крошку.
В магазине было пыльно и душно. Старый, как и все остальное в лавке, вентилятор только разгонял пыль и жару. Драко расставлял у стены картины. Его лицо раскраснелось от жары, но почему-то его это не портило. Гермионе было любопытно рассматривать картины, которым, может быть, лет сто и их рисовал такой же обычный человек, как она. Детские рисунки — их рисовали люди, которые уже выросли, умерли, а теперь их рисунки попали сюда.
— Это гардения, — сказала она.
— Где?
— Рисунок карандашом за картиной, которую ты держишь.
Драко бросил взгляд на рисунок.
— Я люблю гардению… вчера купила букетик у уличного торговца. Хотела, чтобы дома вкусно пахло.
Зачем она тут сидит? Что ждет? Драко закончил расставлять картины и подошел к ней. Его лицо раскраснелось, а на черной футболке остались серые следы. Гермиона автоматически протянула руку и отряхнула пыль с его футболки. Она не заметила, точнее, заметила, но очень поздно, что слишком долго задержалась рукой на его груди. И он это тоже заметил. Теперь покраснела она.
— Почему ты не распускаешь волосы? — спросил он.
Гермиона дотронулась до пучка на голове и почувствовала древко волшебной палочки.
— Это патефон, — сказал он, открывая чемоданчик в углу.
— Я знаю, — ответила она.
— Интересно, он работает? Какие пластинки тут есть? Так что там с твоими волосами, Гермиона?
Здесь жарко, чтобы носить волосы распущенными, хотела было сказать она. И это было бы правдой, без упоминания палочки. Но в это время Драко достал пластинку. Он открыл крышку и положил пластинку на диск. Затем поставил на пластинку иглу и покрутил ручку. Патефон закряхтел, застонал, шипение было такое, как будто аппарат наглотался пыли. А потом послышалась музыка.
— Драко… — это было не так плохо, к тому же на улице забарабанил дождь, перекрывая тихие звуки музыки.
— Ты знаешь, как увеличить звук?
— Нет, — призналась она.
— Но он все-таки работает.
— Интересно, в Хогвартсе есть патефон?
— Где? — спросил Драко.
— В школе, где я училась.
Гарри прав, Драко не вернется память. И ей надо возвращаться в Лондон к своим обычным обязанностям. Надо купить платье для рождественского приема в Хогвартсе. Надо купить маску и туфли. Но музыка продолжала литься, перекрываемая шумом летней грозы. И Гермиона смотрела на Драко, возившегося со старым аппаратом, и ничего не могла поделать с собой. Она им любовалась.
В магазин вошел покупатель. Драко о чем-то заговорил с ним на испанском.
Если бы она могла вернуть его ненадолго в магический мир в среду волшебников — туда, где все пропитано волшебством! Может, сработает, как сработало с изучением испанского?
========== Глава 7 ==========
Что она знала о Драко Малфое, кроме того, что в школе, когда ей было одиннадцать-тринадцать лет, она была в него немножко… влюблена? Кроме того, что он чистокровен, богат, умен и имел не самое хорошее воспитание, раз так легко вступил в войну на стороне темных сил. Но что-то же его удержало от убийства? Что-то же удержало его от того, чтобы сдать Гарри своей бешеной тетке, когда их поймали и привели в Малфой Мэнор? Неважно.
В магловском Лондоне она встретилась с Гарри и рассказала ему свой план: привести Драко Малфоя на Рождественский прием в Хогвартсе. Гарри был настроен скептически и только спросил:
— Когда ты успела в него влюбиться?
— В кого?
— В этого: белые волосы, тощий, чистокровный и всегда одет, как на похороны.
— Так ты поможешь?
— А куда я денусь? Сделаю Обливиэйт каждому, кто узнает его, — Гарри покрутил палочку в руках, — Рону сразу придется делать Ступефай. Или что похуже.
После разговора с Гарри она отправилась в торговый центр и выбрала вечернее платье, а после зашла в парфюмерный отдел и купила Драко подарок на Рождество. И, наконец, воспользовавшись порт-ключом, вернулась в Буэнос Айрес.
Ей нужно было многое рассказать Драко: о Хогвартсе, о приеме, который устраивали его родители. Рассказать так, чтобы он согласился с ней пойти. Но ее гриффиндорская смелость ей отказывала. Драко не помнит магию. Ей придется что-нибудь ему солгать.
Драко готовил мате, когда она пришла к нему. Именно тогда она и уснула, пока он возился на кухне. Уснула, разморенная жарой, сменой часовых поясов, странным уютом его холостяцкой квартиры. Уснула на его зеленом диване с резными лакированными ножками, которым он очень гордился, — островок роскоши в его крохотной квартире, которой не хватало ремонта.
А когда проснулась, в комнате уже было темно, но это была не ночная тьма, а вечерний тягучий сумрак. Было жарко и томно, а в воздухе стоял аромат гардении. Гермиона полулежала, навалившись на Драко. Он тоже спал. И она могла бы лежать так целую вечность, пока солнце садилось и наполняло комнату золотым светом. Гермиона дотронулась губами до его губ, зная, что он спит и никогда не узнает, что она целовала его. Он вздрогнул от ее прикосновения. Она осознала, какой холодной была его кожа, затем заметила каплю пота на его виске.