Очень скоро, однако, в начале двадцатых годов, после безуспешных скитаний по большевистской России в поисках удобного места для своей работы Гуржиев с частью учеников навсегда Россию покидает, чтобы осесть во Франции. Там он благополучно переживёт гитлеровскую оккупацию и уйдёт из жизни в 1949 году, насмехаясь в последний миг над беспомощностью своих растерянных и опечаленных учеников. Посланцев суфизма такого масштаба Россия, да и весь, пожалуй, западный мир, больше не имели.
Наконец, в семидесятые годы минувшего столетия благодаря книгам К.Кастанеды мы узнали о мистической традиции толтеков. Многих сразила сама новизна этой действительно неведомой нам до той поры линии мистицизма. Кому-то книги Кастанеды помогли лучше разобраться в том, что люди почерпнули в других учениях, большинство же читателей, я думаю, пленила сама романтика его эмоционального высокохудожественного повествования...
Лишь спустя некоторое время мы начали понемногу разбираться в том, что предложили нам толтеки: использование психотропных веществ — так это уже было во многих традициях, перепросмотр — нечто подобное имеется и у буддистов и у суфиев, осознанное сновидение — им, кажется, и йога занималась, и буддийские школы ваджраяны, и шаманские культы народов Сибири, да и некоторые другие мистические течения... Что же до апофеоза практики, до прекращения внутреннего диалога и остановки мира, то сие декларируется самим классическим определёнием йоги: «читта вритти ниродхам» — помните? «Удержание умственной субстанции от колебаний» — как-то так. В общем, триумфальное шествие по земному шарику книг Кастанеды в одних умах порядку прибавило, в других поубавило — всё, как обычно и бывает. Вместе с тем, эти книги вернули нам уже утраченную, казалось бы, способность к пантеистическому восприятию мира, расширив тем самым наши границы.
Думаю, и этого неполного обзора проникновения мистических идей в так называемый цивилизованный мир вполне достаточно, чтобы понять, как много потенциальных возможностей имеется в нашем распоряжении.
На этой мажорной ноте я, с вашего позволения, закончу вступление и перейду к основной части книги.
Глава 1. Магическая энергосистема человека
Мне кажется, будет уместно начать эту главу, — в общем-то, тоже ещё вступительного характера, — одной старинной притчей. Рассказывают, что как-то раз Чжуан Цзы (а это, да будет вам известно, величайший даосский мудрец) уснул, и приснилось ему, что он — мотылёк. Потом, пробудившись ото сна, Чжуан Цзы заявил ученикам, что не знает теперь, что и думать: то ли он — Чжуан Цзы, которому приснилось, будто он — мотылёк, то ли всё-таки он — мотылёк, которому продолжает сниться, что он — Чжуан Цзы.
Разве с вами никогда не случалось ничего подобного? Не до такой степени, конечно, чтобы, выбравшись из-под одеяла, взмахнуть крылышками и... полететь?
Быть может, вас что-то пробуждало в самый разгар интенсивного живого сна. И вы не сразу возвращались к реальности — некоторое время в вашем осознании оставалось ещё какое-то странное смешение образов и ощущений, особенно ощущений. И для того, чтобы полностью восстановилось ваше нормальное восприятие мира, потребовалось время. А в придачу к нему, ко времени — ещё какие-то привычные для вас акты восприятия. К примеру, неплохо помогает в таких случаях кратковременная утренняя дискуссия с женой на тему о том, чья очередь заваривать кофе. Очень бодрит также курс интенсивной утренней терапии, поступающий к вам из-за окна, где до изумления противно завыл соседский автомобиль.
Но если отвлечься от всего этого — во времена Чжуан Цзы на повозки, кажется, не устанавливали сигнализацию, — то мы можем признать, что и то и другое, наши и сон и явь, сформированы актами восприятия, истинными или мнимыми, а если воспользоваться языком философии — объективными или субъективными. В этом отношении весьма ловко сплутовал столь популярный некогда в нашей стране марксизм, установив в качестве главного и единственного критерия объективной реальности субъективное ощущение. («Материя — это объективная реальность, данная нам в ощущении».) Я хочу лишь подчеркнуть, что даже ригидный советский материализм не сумел подобрать ничего более авторитетного для экспертизы человеческого опыта познания, нежели наши чувства и ощущения. Да, потому что ничего иного для этой цели мы попросту не имеем. К счастью, нам ничего другого и не требуется — вполне достаточно и этого.
Под словом «это» в данном случае, прежде всего, подразумевается главный инструмент человеческого восприятия — наши чувства. Их, как нам известно с детских лет, всего пять: зрение, слух, осязание, вкус и обоняние.