– Вот была же охота так надрываться, – Кинфер произнес это, не открывая глаз. – Перебрались бы в Даэли вслед за багником, да и жили себе спокойно.
Эльф сидел, закинув голову, жмурился на полуденное солнце. Шадек готов был поручиться, что друг еще и мурчит тихонько. Вот кто б говорил про прискорбных на голову, а Кинфер молчал бы!
Из-под воды в туче брызг снова взвился коровий хвост, змеюкой мотнулся туда-сюда.
– Отчего это мы должны уходить? Тут появились, тут и пригодились. Не нравятся наши порядки – сами пусть убираются!
Кинфер открыл один глаз, оглядел раздувшегося водника.
– Шадек, по-моему, он не шутит.
Старик фыркнул, погнав новую волну тинного запаха.
– Хорошо, дядька. Что должны сделать селяне? Принести вам подарки, угощения, что-нибудь пообещать, пляски устроить?
– Жертвы, – тихо и хрипло ответил старик.
От этого слова дохнуло такой жаждой, что даже у Кинфера по спине побежали мурашки.
Водник протянул к магам руку, растопырил пальцы с длинными кривыми ногтями, мягкими от воды.
– Малой кровью нам не замириться. Пускай на рассвете приходят, приводят козу и теленка. И до той поры чтоб ничего не просили: ни улова, ни охоты, ни травы для скота. И духу людского чтоб не было вперед жертвы, не то хуже будет!
В камышах поднялся шелест, прошла рябь по воде, ветер пригнул прибрежную траву. Водник медленно опустил руку.
– Слово мое невозвратно.
Шадек еще несколько вздохов глядел на него, потом поднялся на ноги.
– Я услышал тебя, дядька-водник, – сунул руки в карманы штанов, кивнул Кинферу. – Пойдем.
Вопреки ожиданиям эльфа, друг не стал прощаться с рыбоглазым. А тот, тоже вопреки ожиданиям, продолжал стоять по пояс в воде и смотреть магам вслед, пока они не скрылись за оградой.
До возвращения своего головы селяне решать не взялись. Загнали с выпаса гусей и немногочисленный скот, и даже кур хозяйки заперли в курятниках, чтоб те ненароком не выбрели за ограду. Траву, скошенную утром, ворошить не пошли, побоялись. Притихшие люди суетливо задабривали гостинцами своих банников, хлевников и хатников, даже если не знали точно, есть ли в их хозяйстве призорцы. Те не показывались и никак своего отношения не проявляли. Только из одного двора хлевник погнал маленькую лохматую собаку – она вылетела на улицу с визгом, метнула по земле пушистым хвостом и тут же села, принялась чесаться.
Маги, душераздирающе вздыхая, шатались туда-сюда по улице. Бедота упросил их задержаться: жрец полагал, что с селянами водник так и не станет говорить, тетешкая свою обиду. И что поутру будет надежней иметь рядом магов, с которыми вредина-призорец уже общался. Кинфер и Шадек кривились, упирались, трясли знаками Школы, поминали Эллор, Божиню, совесть и бдыщевую матерь, но задержаться до утра согласились.
В кошелях у обоих теперь лежало по Кристаллу о четырех гранях. У Кинфера – темно-синий с голубыми искорками – магический, дающий скорое восстановление силы магу, завязанному на воздушное начало. Шадек раздосадовался, что друг увидел этот Кристалл первым, но не отбирать же!
В сундучке у жреца в основном были мелкие камни, круглые, и назначения большей их части Бедота не знал. Не помог и соседский парнишка из тех, кто ходил через порталы и кое-как разбирался в Кристаллах. Зато он указал магу на другой четырехгранник – обережный, облегчающий пухлость и боль при пчелиных укусах. Шадек, страдавший непереносимостью пчелиного яда и в детстве однажды чуть не погибший от него, охотно принял камень в качестве платы.
Когда маги проходили мимо изгнанной со двора собаки, та прекратила чесаться, внимательно посмотрела на Шадека, поднялась и деловито потрусила следом. Парень оглянулся на нежданную компанию – комок грязно-белой шерсти, полной репьев, потешная умная морда, любопытно торчащие уши. Шадек посвистел, протянул руку – псина остановилась и отвернулась. Маг пожал плечами и зашагал дальше.
После разговора с водником друзья заскучали. Четыре дня назад они выехали за ворота Школы, в которой были почти что заперты целых шесть лет, начиная с пятнадцатилетнего возраста. Месяц отвязки раз в год – это очень мало для того, чтоб увидеть мир! К тому же Кинфер, как бы там ни было, пересекал за это время весь Ортай по дороге до Эллора (пусть второпях, под приглядом родителей, но все же), да и сама жизнь в Эллоре, отличающаяся от домашней и школьной, отчасти могла утолить жадный до впечатлений ум. А Шадек – тот был вынужден и во время отвязок оставаться в Школе, как все ученики, которых больше не желали видеть в родном доме.