Я делал невероятные усилия, чтобы достать его из рюкзака.
— Господин, мне тяжело её удерживать, — сказал выдохшийся поэт.
Всё плыло, я с трудом достал бутылёк и, открыв крышку, вылил себе на шею. Трой не врал боль адская, жжёт сильнее чем любая моя рана. Яд не успел распространится глубоко, так что довольно быстро весь вышел.
— Проклятье! — крикнул Искар, когда тварь, пришедшая в себя чуть не расцарапала лицо поэта. Искар упал на пол, в это время встал.
— Колл фаерболл->fireball(); — я был достаточно близко, чтобы огненный шар пролетел ровно в голову твари, взорвав её. Тело стало падать, а я вынул из него меч, оставленный Искаром, после протянув ему руку.
— Неплохо справился.
Это была искренняя похвала, несмотря на то, что из-за него я впустил в себя яд. Почему я вообще бросился его спасать? Я сделал это словно инстинктивно, хотя если бы яд попал в него, мы бы управились куда быстрее. Я точно совершил глупость, не меньше Искара. Не успели мы прийти в себя, как земля затряслась, а стены входа защемился. Престол на котором была книга, уехал вниз. Мы остались одни, в пустой комнате.
— Чёрт, мы застряли... — признал я очевидный факт.
Прошло около получаса, выход не был найден, попытки открыть себе путь не увенчались успехом. Фаерблоу, молния — никакого эффекта. В итоге я сел у стены, рядом сел Искар. Как же нам теперь отсюда выбраться?
— Мы же не застряли здесь, герои же всегда выбираются из таких передряг? Чёрная мгла не может не выбраться отсюда, ведь так? — спросил меня поэт.
— Я не знаю, Искар. Не знаю.
Я не хочу умереть здесь — взаперти, по крайней мере пока не уничтожу Тима, я не должен умереть. Да, я рискую в последнее время, мне казалось, что риск оправдан, ведь без силы мне ни за что его не одолеть. Но просто умереть в погоне за очередной книгой заклинаний... Раньше я бы плевался от только идеи рисковать ради нахождения очередной части программирования магии. Рисковать за деньги — да, но не за код. Это забавно, сейчас мне всё равно на деньги по большей части. Я заметил, как Искар смотрел на меня, видимо это он делал все мои раздумья. Даже сейчас он меня изучает для стихов?!
— Можешь не пялиться?
— А, простите... — извинился Искар, спрятав взгляд. — Мы обязаны выбраться, я должен сочинить поэму, от этого зависит моё будущее.
— Будущее?
— Если я напишу что-то стоящее, люди будут собираться послушать. Это принесёт мне денег, и смогу обеспечить семью, — с каждым словом всё неувереннее говорил Искар, как будто боясь продолжения, — больше некому.
Искар вопросительно посмотрел на меня, как будто прося разрешение рассказать свою историю.
— Что ж, нам всё равно делать нечего пока, — сказал я, облокотившись на стенку так, что коснулся затылком стены.
— Благодарю. Это было с год назад, в соседней деревне от Глейз под названием Нидерваль. Мой отец работал мясником, а я, по глупости, присоединился к банде бунтарей против власти. Однажды у лидера той группы, его звали Ром, возникла идея. "Искар, ты же стихотворного дела мастер!" — сказал он, отпивая пива. В группе никто серьезно к этому не относился, все, можно сказать, лишь отыгрывали противниковов власти, подростковая игра. "Тогда сваргань стих" — продолжил Ром, — "Да такой, чтобы кровь в венах стыла, чтобы все поняла за что мы". Все вокруг выкрикивали "Да", "Давай, Искар". Я понял — вот мой шанс проявить себя. Я принялся за дело, писал день и ночь, у меня получалось лучше чем когда-либо. Я рассказал стих своей банде, все были в шоке. "Мы выступим с этим на площади!" — заявил Ром, как раз это стало роковой ошибкой. Я читал стих, как в последний раз, все люди на площади: мужчины, женщины, рабочие и домохозяйки, да даже дети, все вслушивались в каждое слово, затем были аплодисменты. Рядом со мной стоял Ром с гордо поднятым подбородком. Мы же сами не верили в то, что делаем, тогда зачем? Мы просто развлекались. Я единственный у кого были родители в этой банде, все остальные были сиротами, как я к ним попал совсем другая история. Штука в том, что спустя пару дней все они были мертвы, все до одного, все были казнены. Мою вину на себя взял отец, его казнили за мой поступок, а я остался жить. Больше не получалось писать, а рабочий из меня никуда, у нас остались деньги в запасе, но этого не достаточно. Я оставил их родне и пошёл искать вдохновения, я обязан, ведь это моя вина.
Искар покраснел, не знаю от злости или стыда, он сжал кулак, но его тонким, изящным пальцам никогда бы не хватило силы воткнутся до крови. Искар выложил душу, в его истории я нашел отражения себя.
— Не скажу, что я тебя могу понять, — начал я, и Искар оглянулся на меня, — я тоже не без греха. Из-за меня погибли люди, очень много людей, несоизмеримо много...