Макс обернулась к Драшеру:
— Что ты опять натворил?
— Мне бы хотелось думать, что что-то хорошее. Но кто знает?
Маршал смерила его взглядом:
— Ты в порядке?
— Ага, — ответил магос. — А ты?
— Нормально.
— Я скучал.
— Прошло десять минут, — ответила Макс.
— Нет, — покачал он головой. — Я имел в виду…
Маршал крепко обняла Драшера.
— Старый дурак, — прошептала она.
— Смотрите, он дышит! — воскликнул Вориет.
— Ну, она меня, конечно, сильно сжала, — пожаловался Драшер. — Но я в порядке…
— Эйзенхорн дышит, — сказал Нейл.
Они собрались вокруг инквизитора.
— Нужно что-то сделать с наручниками, — заметил наемник.
— Понятия не имею, где может быть ключ, — ответила Макс.
Инквизитор открыл глаза — бледно-серого цвета и словно очень, очень старые.
— Не нужно было меня останавливать, — тихо произнес Эйзенхорн, глядя на Драшера.
— Ну, мне показалось, что нужно, — ответил магос.
— Я почти закончил. Король почти пал.
— Он падет в другой раз, — пообещал Драшер. — Иногда важнее сделать маленькое дело.
Инквизитор медленно сел.
— Почему вы это сказали? — спросил он.
— Просто так.
— Кто-то уже… — начал Эйзенхорн, но запнулся. — Кто-то уже говорил мне что-то такое. Наверное, во сне. Мои мысли спутались.
Эйзенхорн поднялся на ноги, опираясь на плечи товарищей.
— Магос Драшер, за сегодняшние действия вы можете заслужить порицание от ордо, — предупредил он.
— Ага, — кивнул Драшер. — И вы тоже. И, если бы у меня был выбор, я предпочел бы оказаться на своем месте, а не на вашем.
Дым становился все плотнее. Одежда потяжелела от ползающих по ней насекомых. Из глубин башни доносился лязг перегретого металла.
— Я голосую за то, чтобы убраться отсюда, — заявил Нейл. — Причем так быстро, как только сможем.
Они двинулись к лестнице, идущей от платформы к люку. Макс и Драшер вели Вориета. Нейл протянул хромающему Эйзенхорну руку для опоры.
Люк оказался открытым. Они прошли сквозь него в длинный и высокий коридор зала теней. Здесь было не так жарко, но дым из башни уже начал собираться густыми черными клубами под потолком. Полчища насекомых стрекотали и пощелкивали, перелетая со стены на стену.
— Вы открыли дверь? — спросил Вориет.
— Думаю, да. — Кивнул Эйзенхорн. — Я не знаю.
— Я чувствую ветер, — заметила Макс.
В коридоре перед ними кто-то стоял.
Дрэйвен Сарк успел помыться, сбрить грязные бороду и волосы и облачиться в длинную белую мантию магоса Материа Медика.
— Ты должен был закончить работу, — сказал он.
Нейл поднял пистолет.
— Пойдем с нами, Сарк, или уходи с дороги, — сказал Эйзенхорн.
Тот плавно двинулся вперед.
— Горан совершил большую ошибку, думая, что тебя можно использовать. Изменить. Ну что за глупец. Нельзя сделать еретика из того, кто уже еретик.
Уйди с дороги.
Сарк слегка поморщился:
— Эта твоя знаменитая сила золи. Непоколебимая. Несокрушимая даже для Терзания. Ты уже видел то, что болезнь хотела тебе показать. Она только придала тебе сил.
Магос улыбнулся.
— И даже этих новых сил тебе не хватило, чтобы завершить дело. Ты мог победить нас, но не справился. Человеческая слабость помешала.
— Не моя слабость, — сказал Эйзенхорн.
Сарк пожал плечами:
— Человеческая. Вот почему вы проиграете и Гниющий бог-король падет. Вот почему мы победим.
Нейл выстрелил. Лазерный луч попал в цель, но оставил лишь небольшой след на белой одежде магоса.
Глаза Сарка сверкнули фиолетовым. Волна кинетической энергии прошла по коридору. Нейл, Макс, Драшер и Вориет не удержались на ногах и покатились по полу, будто снесенные порывом ураганного ветра. Рои насекомых кружили повсюду.
Эйзенхорн остался стоять.
— Я расщеплю тебя, — сказал Сарк, — в наказание за то, как ты использовал Ткач, и за то, как ты мешал нашей работе.
Еще одна волна энергии ударила по инквизитору. Эйзенхорн со стоном опустился на одно колено. Магос подошел ближе.
— Грегор Эйзенхорн, мы оба познали Терзание. Оно изменило нас. Оно сделало меня сильнее. Я несу его в себе.
— Ты несешь… нечто… — проскрипел инквизитор, стараясь удержаться на ногах.
— Я развею тебя по ветру, — продолжил магос, — и спасу Ткача. Великий Труд продолжится.
— Убирайся в ад! — буркнул Эйзенхорн.
Сарк снова ударил. Насекомые поднялись в воздух, словно по приказу, и, стрекоча и копошась, облепили инквизитора с головы до ног. Эйзенхорн воздел скованные руки, будто кающийся грешник.