«Платформа» отмежевывалась от теории «переходного периода», но сама предлагала проект не чисто анархического и коммунистического, а переходного общества, где альтруизм и братская солидарность соседствует с принуждением меньшинства большинством и органами демократической власти. Такой была «Махновия», такими будут и вольные Арагон и Каталония во время Гражданской войны в Испании.
Эту систему Махно и Аршинов уже не считают государством, как Ленин не считал «вполне» государством власть советов. «Государство должно отмереть не когда-то, в обществе будущего. Оно должно быть разрушено трудящимися в первый же день их победы и ни в какой иной форме не должно быть восстановлено. Место его займет система федеративно объединенных самоуправляющихся производственно-потребительских организаций»{830}. «Органы эти, связанные между собою в пределах города, области и затем всей страны, образуют городские, областные и наконец всеобщие (федеральные) органы руководства и управления производством»{831}. Предполагается и единая система планирования: «Но в единой мастерской может быть только единое планированное производство, т. е, производство, построенное по единому плану, построенному производственными организациями рабочих и крестьян на учете потребностей всего общества, и продукты этой мастерской принадлежат всему обществу»{832}. Кто будет вырабатывать этот план? Чем это отличается от марксистской идеи управления обществом как единой фабрикой?
Эта система экономического регулирования имеет много общего с коммунистическими и социал-демократическими концепциями государственного регулирования экономики — в условиях отсутствия рынка именно центральные органы получают решающие права в принятии общих экономических решений. Однако от государственных концепций проект «платформистов» отличается идеей формирования регулирующих органов снизу — самоуправляющимися предприятиями. Это позволяет авторам «Платформы» надеяться на то, что «будучи избираемы массой и находясь под ее постоянным контролем и воздействием, они постоянно будут обновляться, осуществляя идею подлинного самоуправления масс».{833}
Идея планирования, высказанная Аршиновым и Махно, получила «достойный отпор» со стороны Волина: «Основным вопросом организации нового производства является вопрос о том, будет ли оно централизовано и планировано, как это представляют себе, например, большевики, или же, наоборот, децентрализовано и построено на строго федеративных началах».{834}
Жизнь оказалась мудрее спорщиков. Во время Испанской революции анархисты будут налаживать производство, используя и планирование, и бартерный товарообмен, и ненавистные анархо-коммунистам рыночные отношения.
Как показал опыт России, сколь бы успешными ни были первые шаги трудящихся в начале революции, «имущие господствующие классы на долгое время сохранят огромную силу сопротивления и в течение ряда лет будут переходить в наступление на революцию, стремясь отвоевать отобранные у них власть и привилегии»{835}.
Этот прогноз (вполне реалистичный, как покажет не только российский, но и испанский опыт 30-х гг.) не оставляет сомнений — стратегия чисто оборонительной самозащиты трудящихся обречена. Объединенная армия государственников по очереди раздавит восставшие профсоюзы и фабзавкомы. Если ориентироваться на вооруженное сопротивление в гражданской войне, то неизбежно формирование революционной армии.
Труженики, «чтобы удержать завоевания революции, должны будут создать органы защиты революции, чтобы всему этому противопоставить соответствующую боевую силу. В первые дни революции такой боевой силой явятся все вооруженные рабочие и крестьяне. Однако лишь в первые дни, когда гражданская война еще не достигнет своего кульминационного пункта и когда борющиеся стороны не выдвинут еще правильно построенных военных организаций»{836}.
В 1936 г. в Испании события развивались по подобному сценарию. Несмотря на первоначальные успехи, республиканцы и анархисты опаздывали со строительством «правильно построенной военной организации», что стало одной из причин потери ими инициативы в войне{837}. Об этом предупреждали «платформисты»: «В социальной революции наиболее критическим моментом является не момент низвержения власти, а момент, который наступит после этого низвержения, момент всеобщего наступления низвергнутого строя на трудящихся, когда надо будет удерживать достигнутые завоевания»{838}.