Но, несмотря на все попытки общественного контроля, особенно в периоды военных неудач, махновская контрразведка возвращалась к безмотивному террору. Так во время отступления 1-го Донецкого корпуса из Александровска 3-4 ноября 1919 г., Махно дал контрразведке список из 80 александровских «тузов», среди которых были меньшевики, народники и «некоторые правоэсеровские цекисты». «Тузов» ожидала ликвидация в рамках черного террора. В городе оставалась корпусная контрразведка, которой руководил Зиньковский и городская самооборона в подчинении коменданта города. Последний также имел «свой штатный отряд военной полиции махновцев, учрежденной командованием для поддержания порядка и дисциплины в местах расположения войск» .
И все же в махновщине даже сам батька не мог единолично выносить такие смертные приговоры. Руководившие обороной города комкор 1-го Донецкого Калашников и его заместитель, начальник обороны города Каретников обратились за подтверждением приговора к начштаба армии Белашу. Все арестованные были пропущены через заседание, устроенное в контрразведке. Как оценил приказ Махно сам Белаш, «Это был бы безмотивный террор, исполнение которого не исправляет существующего положения: армия отступает, город обречен на сдачу. Такой массовый террор, естественно, взволновал бы народ, а, в конце концов, мы бы имели со стороны деникинцев встречный, белый террор над рабочими» . В итоге допроса все «тузы» были отпущены, под честное слово не участвовать в белом движении и не помогать ему материально. Расчет Белаша оказался верным: ни один из рабочих не был расстрелян деникинцами.
Кроме того, незначительность «черного террора» махновцев можно понять только в сравнении. Вот что говорят цифры. После взятия Екатеринослава, следственные органы деникинцев смогли обнаружить лишь 70 тел жертв «внесудебных органов» махновцев . Увы, нет данных по жертвам черного террора во всем Вольном районе осени 1919 г. Но я абсолютно уверен, что эти цифры не могли бы даже приблизиться к числу жертв белого и красного террора. Например, количество жертв белого террора в период мятежа в Ярославле июля 1918 г. подходит к 200 , а в Финляндии, где белое движение победило, – к 8400 чел. Число же жертв красного террора в одном «освобожденном» Крыму оценивается в 100-150 тыс. В первую же ночь из пулеметов было расстреляно: в Симферополе – 1800 чел., в Керчи – 1300, в Феодосии – 420. В одном Севастополе ЧК в общем расстреляла до 29 тыс. чел.
Наконец, уровень свободы в махновском районе легко понять на примере прессы. После повторного взятия Екатеринослава 11 ноября 1919 г., по обычной махновской практике в городе была объявлена свобода слова. В числе прочей прессы вышел и № 131 газеты «Звезда» Екатеринославского губкома КП(б)У, резко критиковавший махновщину. Номер увидел Махно и в ярости собирался приказать Голику или Зиньковскому схватить и расстрелять авторов статей и всю редакцию. Штарм с трудом его отговорил . Но этот случай показывает не диктаторство батьки, а как раз наоборот. Надо учитывать, что уже к 18 октября в Повстармии сформировалось ядро большевистского заговора. Причем, Белаш прямо пишет, что батька хотел закрыть «Звезду» именно в результате заговора красного подполья . И, вот, при столь серьезной угрозе, Махно все-таки удержался от репрессий против их газеты. А махновские патрули не трогали распространителей красной прессы .
ЗАГОВОР ПОЛОНСКОГО
По Волину, в занимаемых махновцами районах «Немедленно провозглашалась полная свобода слова, печати, собраний и объединений – для всех» (имелись в виду левые партии). Вместе с тем, Махно предупредил социалистов, и александровский ревком персонально, что за создание органов власти будет расстреливать . То же указал командир 13-го полка Лашкевич членам ревкома Екатеринослава . В рамках этих позиций и сложился крупнейший в истории махновщины «заговор Полонского». Следствие по заговору вела военно-полевая контрразведка. Однако заговорщиков арестовали и расстреливали Лепетченко и Василевский, – представители личной контрразведки Махно, курировавшие ее гражданские карательные действия. Наконец, с этим заговором связан наиболее громкий скандал вокруг контрразведки, в результате приведший к передаче ее карательных функций Комиссии антимахновских дел. Поэтому считаю вполне логичным рассматривать «заговор Полонского» в контексте гражданской деятельности контрразведки.
После разгрома Повстармией деникинского тыла, одной из главных опасностей для махновщины стало большевистское полу-подполье. Хотя большевистские организации наравне с другими левыми партиями были разрешены в районе действия РПАУ(м), кроме официальной деятельности они продолжали подпольную работу. Как заметил В. Голованов, «Махно не избавился от подполья: оно точило его армию денно и нощно, готовя ее раскол и переход наиболее боеспособных частей к красным» . Еще в Александровске, когда только готовился 4-й повстанческий съезд, прошло заседание полулегального комитета КП(б)У. В нем участвовал и, прибывший на съезд, командир 3-го Крымского полка (бывший полк РККА, на момент раскрытия заговора, – Стальной кавалерийский полк) М. Полонский, впоследствии глава заговора, часть которого должна была стать ударной силой переворота.
Полонский частично снабдил заговорщиков деньгами. Мало того, на финансовое обеспечение заговора члены губкома Гришута и Миркин должны были взять заем у александровской буржуазии . На заседании было решено подпольно мобилизовать рабочие отряды, которые должны были идти на соединение с полком Полонского. Стальной полк входил в состав 2-го Азовского корпуса и базировался в Никополе. Именно этот город планировалось сделать центром мятежа и захватить его до подхода красных войск. Адъютант Полонского Семенченко даже посылался для установления связи в Москву с сообщением о готовящемся мятеже и предложением координации действий. Согласно докладу Полонского на этом заседании, подполье активно продвигало членов КП(б)У на командные должности в махновской армии.
Так на александровском съезде губкому удалось ввести в состав ВРСовета своего члена П. Новицкого, который, правда, был вынужден «тщательно умалчивать о своих убеждениях» . К 18 октября 1919 г. вокруг Полонского уже сплотилась группа заговорщиков, занимавших ответственные посты в Повстармии. Сразу после занятия махновцами Екатеринослава, большевики организовали подпольный ревком во главе с Павловым, руководивший агитацией в городе и разложением его махновского гарнизона – 13-го Крымского полка Лашкевича. Вербовка шла в основном среди бывших красноармейских подразделений, примкнувших к Повстармии, у которых махновским штармом была оставлена внутренняя организация и комсостав. Так были завербованы полковая пулеметная команда и английская батарея.
Также шла работа по созданию подпольных ячеек для переворота и в других, чисто махновских частях. Для этого в частности губком мобилизовал коммунистов, освобожденных махновцами из екатеринославской тюрьмы. В итоге комячейки расплодились почти по всем частям, кроме пулеметного полка Кожина и кавполков Щуся, а так же контрразведки. По инструкции губкома, каждая ячейка должна была быть в курсе всех административных, оперативных и хозяйственных распоряжений, чтобы в нужный момент принять руководство своей частью . По данным губкома, в 26 махновских полках преобладало стремление присоединиться к РККА и даже симпатии к большевистской власти . Что, вероятно, сильно преувеличено. Но все же угроза была велика. По Мирошевскому, «был создан нелегальный армейский комитет, на¬строенный весьма агрессивно по отношению к «батьке» и неоднократно добивавшийся у губкомпарта разрешения произвести военный переворот».