— Вижу, — кивнул Бертел. — Еще как вижу, черт бы его подрал.
Глава 23
Бридон опять раскладывает пасьянс
— Вы были бы поражены, если бы решили, что это сделал я? — спросил Найджел.
Он впервые сидел в одежде, приближенной к полноценному костюму в той мере, в какой Лейланд мог это позволить. Напротив него, рассеянно постукивая спицами, разместилась Анджела. Все то время, что он соблюдал постельный режим, она держалась с некоторым смущением и теперь была явно намерена установить более нормальные отношения.
— Мне слишком много лет, чтобы меня можно было так просто поймать, — ответила она. — Вы хотите, чтобы я сказала или как-то дала вам понять, что вовсе не думаю, будто это сделали вы. Вам следовало спросить, была бы я поражена, если бы узнала, что это сделали вы. Потому что, когда вы предоставляете человеку шанс на сомнение, это все-таки совсем другое дело. А так я поражена условно, если вы меня понимаете.
— Но вас поражает мысль, что вы, возможно, беседуете с убийцей?
— Разумеется. Когда я читаю в газетах, что совершенно незнакомый мне человек свернул себе шею, это меня не поражает — не вполне. Но если шею свернет себе мой парикмахер, я буду поражена — не знаю почему.
— Но это поражает иначе.
— Не уверена. Мне кажется, очень хорошие люди, сталкиваясь с людьми по-настоящему испорченными, действительно подвергают их моральному осуждению. Но обычный, скучный человек вроде меня не столько осуждает, сколько изумляется. Приходится проводить переоценку, осознавать, что тот, с кем ты вчера пил чай, ограбил банк. И поразиться тогда, по-моему, означает лишь прийти в изумление от неожиданности.
— Может быть, вы и правы. Но вы были бы поражены, если бы я сказал вам, что в любую минуту с радостью удавил бы своего кузена, если бы был уверен, что меня за это не повесят?
— Не валяйте дурака. Не говорите того, чего вы не хотите сказать. Не забывайте, что я регулярно общаюсь с мужем и могу передать ему все ваши слова.
— О, это не важно. Я абсолютно уверен, что ваш муж считает меня способным на любое преступление — морально. Лейланд — тоже. Он бы тут же посадил меня за решетку, если бы нашел хоть какое-то объяснение тому, как я якобы это сделал. Так что совершенно не важно, какого они обо мне мнения. Но мне хотелось бы знать, что думаете обо мне вы.
— Как я уже сказала, я поражена условно. Меня бы нисколько не поразило, если бы вы просто сказали, что ни за грош разделались со своим кузеном, поскольку я бы не поверила, что вы говорите всерьез.
— Но я еще раз могу это повторить, и вполне всерьез. Я считаю, такие люди, как Дерек, не имеют права на жизнь, и не думаю, что с моей стороны было бы неправильно убрать его с дороги. Конечно, тут эгоизм; если бы я это сделал, то исключительно ради того, чтобы порадовать свою душу и карман. Но это не неправильно, потому что он не имеет права на жизнь. Существование таких людей неоправданно, с какой стороны ни посмотри. Таких не любят священники, государству от них никакой материальной пользы; с эстетической же точки зрения они просто не в счет — ни сами не испытывают возвышенных удовольствий, ни другим не дают их испытывать. Совершенно бесполезны. Так мне думается.
— О, как раз это представляется мне совершеннейшей чепухой. Уважать надо либо жизнь каждого, либо ничью. Нелепо думать, что, поскольку вы понимаете Скрябина, а Дерек нет, убийца Дерека совершил нечто пострашнее, чем если бы порешил вас.
— У вас слишком личный взгляд на вещи. Я не до конца уверен, что сам имею право на жизнь. Наделал кучу глупостей и наделаю еще больше, если в результате всей этой истории получу деньги, вот увидите.
Найджел, как и большинство людей, почитающих себя мерзавцами, предпочитал, чтобы душевные беседы с ним вели душевные женщины. Попытки наставить его на путь истинный, особенно предпринимаемые с благожелательностью, подкрепленной приятной внешностью, усиливали в нем чувство собственной важности. Но Анджела ловко обошла ловушки; ее здравый смысл оказался на диво крепким.
— Да, — согласилась она, — полагаю, вы натворите черт-те что. Могу даже представить, что причините кучу вреда. Однако, несмотря на это, я не сыпанула вам в бульон стрихнина и не собираюсь этого делать. Кстати, самое время его выпить — бульон, я имею в виду.
— Да, но руководствуясь сантиментами, не правда ли? Я хочу сказать, что вам, вероятно, претит мысль удавить мышонка. Но вы не против травли мышей. Так почему же вы против того, чтобы вытравить Дерека? Или меня, например?