Двери в зал вновь распахнулись, и внутрь хлынула целая толпа советников – Дамиан и Кам-Деваль шли во главе. Как самые приближенные к императору, они поднялись на пьедестал и встали справа от него. Остальные рассредоточились вдоль стен. Здесь были чины всех классов – больше сотни человек. Большой правящий совет впервые предстал перед юным императором в полном составе.
— Вы не сияете, Ваше Величество, – тихо напомнил Кам-Деваль.
Юноша раздражённо стиснул зубы. Это такая глупость и пустая растрата сил, думал он – статус императора обязывал демонстрировать божественное превосходство в виде ауры. Но замечание советника он всё же игнорировать не стал.
Узрев, расцветающее вокруг юноши свечение, Ноэлия обомлела. Как же оно было прекрасно. Словно трепетный золотистый рассвет. Она могла бы вечно любоваться им, но Кам-Деваль перебил её восторженный взгляд многозначительным покашливанием. Ноэлия тут же взяла себя в руки – она всё-таки императрица и не должна выказывать подобного изумления! Для неё это должно быть в порядке вещей.
Со стоны входа донёсся звенящий топот десятка стражников и чьё-то сдавленное рыдание.
Кай нетерпеливо поёрзал на троне: перед ним вот-вот предстанет преступник, человек, забравший у него самое ценное. Луан. Юноша так и представлял себе его, закованного в цепи, всего изувеченного после сопротивления стражникам. Но, вопреки ожиданиям Кая, в зал ввели не бывшего наставника, а какого-то незнакомого невзрачного человека.
— Кто это?
— Почтмейстер, чей вестник был найден у башни. – Ответил господин Деваль. – Его схватили на границе, когда он в спешке пытался покинуть Аир.
Стражники подвели хнычущего мужчину ближе к пьедесталу и подтолкнули его вперёд. Тот загремел цепями и сразу рухнул перед императором на подкосившиеся колени. Вид сияющего (и крайне разочарованного) Бога внушал ему настоящий трепетный ужас.
— Ваше Божественное Величество! Умоля-яю, я всего лишь почтмейстер! Я развожу пти-иц!
— Ваше имя? – громко спросил Кай, прерывая этот бессмысленный поток оправданий.
— Сван Рид, Ваша Светлость!
— Вы знаете, в чем вас обвиняют, господин Рид?
— В продаже запретной печати, Но я-я клянусь, я не использовал магию! Сам – никогда!
Кай жестом заставил его замолчать. Вид этого жалкого человека не вызывал в нём ничего кроме отвращения. Это было не первое подобное разбирательство с зарвавшимся почтмейстером. По обыкновению всё решалось тем, что бывший император назначал им неимоверные штрафы, которые выплачивать пожизненно. Поэтому Кай не видел смысла растрачивать на этого ничтожного человека своё внимание и время целого совета. Он даже не слушал, что там зачитывает Кам-Деваль, доносящий до присутствующих всю серьёзность последствий, нанесённых Аиру незаконными делами почтмейстера, коих оказалось не мало. В доказательство стражники предъявили совету истрепанную счётную книгу, куда Сван Рид скрупулезно заносил все свои сделки. Единственное, что по-настоящему требовало внимания – что последняя сделка за вестник была оплачена дулатами.
Возмущение зала, при упоминание артгарских монет, не заставило себя ждать. Улика сразу наводила на мысли о причастности к делу восточников. Многие советники были ошеломлены и рассматривали ситуацию, как выпад Артгара против императорской семьи. Хотя оставались и те, кто не проявлял ярого возмущения – всё же похищенная девочка была безродной, а подпольная отправка запрещённых вестей не являлась такой уж новостью – только они понятия не имели, насколько в действительности была серьёзна проблема с похищением «безродной девочки». Но когда Кам-Деваль озвучил сумму ущерба, нанесённого городу атакой из запретного вестника, даже у самых лояльных чиновников вытянулись лица – двадцать пять тысяч золотых сеон! Весьма ощутимая сумма даже для императорской казны.
Кай смотрел на бурную дискуссию советников, смотрел на рыдающего перед ним почтмейстера, что цеплялся за свои жалкие клятвы непричастности, как за спасительные соломинки, от чего выглядел ещё более отторгающе в глазах присутствующих господ, и думал – сколько можно?
— Господин Рид, вы признаете себя виновным? – наконец спросил Кам-Деваль.
— Нет, не признаю! – Категорично заявил он. – Я был обманут тем человеком!
Закон был таков, что без признания вины наказание пришлось бы заменить заключением в темнице, на срок, соизмеримый с преступлением. Некоторым хватало выдержки отсидеться, так и не раскаявшись - почтмейстер это понимал, поэтому отрицал вину не желая выплачивать штрафы. Он думал, что хитёр, но он не учёл одного – у юного императора не было того терпения, что выработалось у советников с годами государственной службы.