Дорогущие торпеды были куплены за границей и официально назывались в русском флоте не иначе, как «самодвижущиеся мины Уайтхеда». Между тем Александровский с грехом пополам кустарным способом довел свое изобретение до конца. В 1874 году в Кронштадте была благополучно испытана его торпеда, а в следующем году на новых испытаниях она превзошла по техническим качествам тогдашний образец Уайтхеда. Было, однако, уже поздно. Как это слишком часто бывало в России, собственному уму не доверяли, а на всякую иноземную наклейку взирали с почтением.
Макаров был слишком молод, чтобы как-то участвовать в печальной истории с русской торпедой. Но историю эту он хорошо знал, когда накануне войны начал интересоваться минным делом и стал посещать открытую тогда же в Кронштадте Минную школу. Пренебрежительное (чтобы не сказать больше!) отношение к отечественным достижениям возмущало Макарова уже в ту пору. Человек из народа, он крайне болезненно реагировал на снисходительное барское презрение к самобытным ценностям, что было в его время весьма распространено среди так называемого «общества». И всю свою жизнь Макаров вел беспощадную борьбу с теми, кто почитал все отечественное явлением второго сорта, и за себя, и еще чаще за других.
Ко времени русско-турецкой войны случаев боевого применения торпед еще не было, никто с уверенностью не мог сказать, как ими следует пользоваться. Не применялись торпеды и в ходе текущей войны, хотя несколько штук их имелось на севастопольских складах. Макаров все лето тщетно бомбардировал Аракса рапортами с просьбой дать ему возможность провести атаку минами Уайтхеда. Адмирал отказался дать торпеды под предлогом самым невероятным: «стоят они дорого» — именно так официально ответил он Макарову на его настойчивые просьбы. Однако упорный капитан-лейтенант продолжал методично осаждать Аракса, повторяя в разных вариантах одно и то же: самодвижущиеся мины должны быть использованы в бою, и он, Макаров, готов взять на себя всю ответственность. В конце концов адмирал уступил.
Итак, Макаров наконец-то заполучил эти драгоценные торпеды (кстати сказать, драгоценные не только в переносном, но и в прямом смысле: за каждую «самодвижущуюся мину Уайтхеда» нерасторопное морское ведомство платило 1200 золотых рублей, то есть огромную по тем временам сумму; для сравнения укажем, что строительство броненосца обходилось тогда в 3–5 миллионов рублей; дороговато стоило русской казне пренебрежение власть имущих к собственным «Платонам и Невтонам»!). Теперь Макаров должен был на свой страх и риск разработать, так сказать, технологию применения торпедного оружия. Посоветовались с командирами катеров и решили: одна торпеда будет укреплена в трубе под днищем катера, вторая доставлена к месту атаки на специальном плотике. Все это делалось кустарно, на скорую руку, да и сами торпеды в техническом отношении оставляли желать много лучшего. Учебных стрельб провести не удалось: «импортных» торпед было мало, приходилось экономить. Ну что ж, решил Макаров испытаем их сразу в бою.
Подготовка к боевой стрельбе торпедами затянулась, и только в середине декабря 1877 года «Константин» отправился в боевой поход. Шли к Батуму. В ночь на 16 декабря, обнаружив турецкую эскадру в Батумской бухте, Макаров приказал произвести атаку. Все шло обычным порядком, только на этот раз два катера несли торпеды. Дело складывалось как нельзя более удачно, оба катера подошли к сильнейшему турецкому броненосцу «Махмудие» и направили мины в цель. Раздался сильный взрыв, у борта корабля вверх взлетел фонтан воды. Потом, как обычно, турки начали запоздалую стрельбу. Оба командира катеров клялись Макарову, что цель поражена. Вернувшись в Севастополь, он так и доложил об этом командованию, сделав, однако, некоторые оговорки: мол, сам не видел, но… И тут Макаров поступил опрометчиво, о чем вскоре пожалел, зато получил хороший урок на всю жизнь. Оговорки Макарова приняты во внимание не были, и из штаба флота — а в каких штабах не любят сообщений о победах? — во всеуслышание объявили, что «Константин» подбил турецкий броненосец. Некоторые газетчики сенсации ради тут же этот броненосец и потопили….
Макаров был представлен к внеочередному присвоению следующего звания капитана второго ранга (это почти совпало с его днем рождения, что ж, быть в двадцать восемь лет в чине подполковника — честь немалая). Но очень скоро выяснилось, что «Махмудие» никакого повреждения не получил. Вышла очень неприятная история. Правда, командование флота никаких претензий к Макарову не предъявило, ибо при внимательном (запоздалом, к сожалению) чтении его рапорта становилось ясно, что командир «Константина» просто-напросто передал донесения командиров катеров. Однако будущие недоброжелатели будущего адмирала очень любили впоследствии вспоминать этот эпизод: вот, дескать, за какие такие заслуга выскочка получил свои чины и ордена… А недоброжелателей этих находилось немало.