вопрошает Низами, оправдывая то, что Александр Великий дрогнул.
Схвачен страхом —
ведь рок стал к войскам его строгим,
И румийцам полечь суждено будет многим, —
Молвил мудрому тот, кто был горд и велик:
«От меня мое счастье отводит свой лик.
Лишь невзгоды пошлет мне рука небосвода.
Для чего я тяжелого жаждал похода!
Если беды на мир свой направят набег,
Даже баловни мира отпрянут от нег.
Мой окончен поход! Начат был он задаром!
Ведь в году только раз лев становится ярым.
Мне походы невмочь! Мне постыли они!
И в походе на Рус мои кончатся дни!».
После этих строк как-то неубедительно выглядит «поэтическая победа» Александра:
Искендер новой славой увенчанным стал,
Испытал пораженье могучий Кинтал.
И когда от вина цвета розы вспотели
Розы царских ланит и в росе заблестели,
Шаха русов позвал вождь всех воинских сил
И на месте почетном его усадил.
Вдел он в ухо Кинтала серьгу. «Миновала, —
Он сказал, – наша распря; ценю я Кинтала».
Пленных всех он избавить велел от оков
И, призвав, одарил; был всегда он таков
В одиночку ли тешиться счастьем и миром!
[41, с. 362–422]
На севере к Александру за помощью обратились местные племена:
«Милосердный и щедрый, будь милостив к нам —
К просветленным своим и покорным сынам.
За грядой этих гор, за грядою высокой
Страшный край растянулся равниной широкой.
Там народ по названью Яджудж. Словно мы,
Он породы людской, но исчадием тьмы
Ты сочтешь его сам. Словно волки когтисты
Эти дивы; свирепы они и плечисты.
Их тела в волосах от макушки до пят
Все лицо в волосах. Эти джинны вопят
И рычат, рвут зубами и режут клыками.
Их косматые лапы не схожи с руками.
На врагов они толпами яростно мчат.
Их алмазные когти пронзают булат.
Только спят да едят сонмы всех этих злобных.
Каждый тысячу там порождает подобных…
Царь, яджуджи на нас нападают порой.
Грабит наши жилища их яростный рой.
Угоняет овец пышнорунного стада,
Всю сжирают еду. Нет с клыкастыми слада!
Хоть бегут от волков без оглядки стада,
Их пугает сильней эта песья орда.
Чтоб избегнуть их гнета, их лютой расправы,
Убиенья, угона в их дикие травы,
Словно птицы, от зверя взлетевшие ввысь,
На гранит этих гор мы от них взобрались.
Нету сил у безмозглого злого народа
Ввысь взобраться. Но вот твоего мы прихода
Дождались. Отврати от покорных напасть!
Дай, о царь, пред тобой с благодарностью пасть!»
И, проведав, что лапы любого яджуджа
Опрокинут слонов многомощного Уджа,
Царь воздвиг свой железный, невиданный вал,
Чтоб до Судного дня он в веках пребывал…
[41, с. 661–663].
Впрочем, о строительстве железной стены против яджуджей и маджуджей лучше написал Фирдоуси:
На гору взглянуть повелитель пришел,
Владеющих знаньем с собою привел.
Доставить велит венценосный мудрец
Тяжелые молоты, медь и свинец,
И гяджа, и леса, и камня – всего,
Что нужно для замыслов смелых его.
И вот в изобилии все припасли,
И промыслы в должную ясность пришли.
Клич брошен повсюду, и с разных сторон
Все те, кто в работах таких искушен:
Кузнец, камнетес, что сноровкой богат, —
На помощь деянью благому спешат.
Собравшись, умельцы за дело взялись,
И вскоре две мощных стены поднялись.
Сравнялись с горою они вышиной
И в добрых сто рашей они толщиной.
Слой в локоть железа, слой угля над ним,
Заложена медь меж одним и другим,
И сера слоями под каждым лежит —
Ум царский нередко находкой дивит!
Вот так слой за слоем росли две стены,
И вскоре горе они стали равны…
Нефть с маслом смешать поспешили затем
И стены той смесью облили затем.
И нового угля меж тем подвезли,
На стены насыпали и подожгли.
Немедля владыка зовет кузнецов,
Огонь раздувают в сто тысяч мехов;
Их шум устрашающий слышен в горах
И пламенем звезды повергнуты в страх.
Немалое время работают в лад,
И стены все жарче и жарче горят.
За медью железа расплавился слой,
Смешались и сплавились между собой.
От страшных Яджуджей-Маджуджей страна
Отныне на веки веков спасена.
Весь край Искандеровой славной стеной
Был так огражден от напасти лихой…
[66, с. 69–70]
Согласно Восточной традиции, Александр в конце маршрута вышел в море и посетил Гиперборею. В «Романе об Александре Македонском» по русской рукописи XV века, называемом «Сербской Александрией», об этом говорится совершенно однозначно: «И покидая их, спросил: „Что впереди находится?“. Они ответили: „Ничего иного, кроме Макарийских островов в океан-море, где люди блаженные живут, которые называются нагомудрецами, так как совлекли с себя все страсти“» [3, с. 108]. «И дошли до Океана-реки, и увидели острова блаженных, которые отстояли от берега на двадцать поприщ…
Когда Александр пошел вглубь острова, один из блаженных встретил его и сказал: „…Иди в глубину острова, и приведу тебя к старейшине нашему, Иванту, он и расскажет тебе все о жизни твоей и о смерти твоей, и обо всех других поведает тебе правду“ …И сказал ему Александр: „Радуйся, Ивант, учитель рахманский… Расскажи мне, что находится впереди“. Рассказал ему Ивант: „Море это, в котором находятся многочисленные острова наши, называется Океан, и всю землю он омывает, и все реки впадают в него. По ту сторону его гора, которую ты видишь, плодами различными украшена, она у вас Эдемом зовется, тут господь бог Саваоф, землю сотворив, рай создал, на востоке, в Эдеме, и тут поселил Адама, праотца нашего“» [3, с. 109, 111].
Для древних греков и римлян острова Блаженных служили синонимом Гипербореи, в которой в сферическом храме хранились величайшие знания, накопленные с глубочайшей древности. Историк и географ I в. до н. э. Диодор Сицилийский писал, что некоторые греки посещали этот таинственный храм и оставляли в нем богатые дары с эллинскими надписями. Жрецы в этом храме все свое время посвящали занятиям литературой, естествознанием и философией. Один из героев Плутарха сообщил, что приобрел там «столь большие познания в астрономии, до каких только может дойти человек, изучавший астрономию».
На какие же источники опирается историческая наука? Известно, что многие ветераны Восточного похода оформили свои воспоминания в виде мемуаров. Прежде всего, необходимо упомянуть племянника Аристотеля Каллисфена, принимавшего участие в походе в качестве придворного историографа. Свои сообщения, основывавшиеся на военных отчетах штаба, он посылал в Грецию небольшими частями по мере их написания; там они сразу же выходили в виде отдельных книг. Каллисфен успел описать поход лишь до боев на Яксарте, позже был осужден как заговорщик и скончался в застенке.
Записки о виденном и слышанном оставили, прежде всего, царский телохранитель и полководец Птолемей, сын Лага, будущий царь Египта, флотоводец Неарх, архитектор Аристобул из Кассандрии, царский кормчий Онесикрит и распорядитель двора Харет из Митилены. Кроме них Плутарх упоминает такие имена авторов мемуаров: Аристоксен, Поликтит, Антиген, Истр, Антиклид, Филон Фиванский, Филипп из Теангелы, Гекатей Эретрийский, Филипп Халкидский и Дурид Самосский. В распоряжении некоторых из этих авторов имелись дневники похода (эфемериды) и многочисленные письма самого Александра и участников похода.