— Говорила же, слизеринец — это не принадлежность к факультету, а состояние души. Невилл — хороший выбор для общения. Еще один повод для гордости тобой, — Эра снова обняла его за плечи. — Сын.
Было странно. Очень странно.
И невыразимо приятно.
— Ты не просишь меня подружиться с твоими племянниками или Поттером, — пробурчал Драко. — Почему?
— Мне с Амалиэрой было ужиться непросто. Вряд ли ее дети воспитанием вышли получше.
— Но ведь Амалиэра — это ты?
— Ох, — Эра закатила глаза. — Семейное имя. Один брат решил назвать свою дочь Амалиэра «Молли» Прюэтт, а другой — Амалиэра «Эра» Прюэтт. А поскольку это те же родственники, что выгнали меня из дому, вопрос об их здравомыслии даже не поднимается.
Драко хихикнул.
— Я думал, что это у меня имя странное.
— Родители рассказывали, что мое имя образовано от слов «эра, период» и «зловредный, проклятый», а твое происходит от созвездия сильного, смелого и абсолютно волшебного создания. Так кому из нас больше не повезло?
— Над ним всегда смеялись.
Драко ярко помнил, как мерзко захихикал Уизли тогда, в поезде. И он не был первым. За спиной и Нотты, и Забини, и даже Яксли всегда смеялись над несоответствием его имени с ним самим.
— Ни один детеныш не опасен в той же мере, что взрослая особь, Драко, а ты пока именно детеныш. Первые три месяца гебридские драконы не дышат пламенем, а маленькие мантикоры мягкие, как котята, и такие же нежные. Не нужно заставлять себя быть тем, кем ты по природе своей не являешься.
— То есть?
Эра потерла переносицу. Она всегда так делала, когда собиралась говорить честно то, что ей самой не нравилось.
— Когда волшебнику говорят «дракон», он представляет собой что-то такое громадное, злобное и огнедышащее.
— Да, а когда я говорю «Драко», все смеются, ведь я невысокий, худой, бледный и… — Драко отвел глаза. — Слабый. Дурацкое имя.
— Драко, как волшебница, прожившая последние пять лет бок о бок с этими созданиями, я ответственно тебе заявляю: «громадное, злобное и огнедышащее» — это такой же миф о драконах, как и несущая наш мир на своей спине черепаха.
— Что?
— Если бы все драконы были просто такими крылатыми машинами смерти, могли бы МакФасти несколько тысяч лет жить рядом с ними? Целыми семьями, с детьми? И разве бы драконологи не были бы не профессией, а лишь видом корма для обитателей заповедников?
Драко перевел взгляд в окно. Где-то там, на другом конце острова, укладывались спать драконы с потомством.
— Что я сказала тебе о безопасном проживании рядом с драконами?
— Опасны только самцы, но они живут на других островах.
— Все верно. Но даже с ними можно найти способы договориться. Однако сейчас не о том. Драконы, Драко, отличаются свободолюбием и завидным упрямством. Они злопамятны, но для тех, кто был с ними добр, они сделают все, что могут, и даже немного сверху. Да, их можно было бы назвать злобными, поскольку они кусают и дышат пламенем на все, что даже относительно пригодно им в пищу, однако, приглядевшись, можно заметить в этой трактовке ошибку. Драконы бесконечно любопытны, хотя в сочетании с их силой и неуемной энергией это довольно разрушительно. Но главное, вопреки расхожему мнению, они умны. Я могу ошибаться, Драко, но что бы ты или кто-то еще о тебе ни думал, это имя подходит как нельзя лучше.
— Не уверен.
— Посмотрим. К слову, о свободолюбии. Я прошу, практически требую, чтобы, сохраняя спокойствие и здравый рассудок, ты все же выбирал себе каждый раз то, что приведет тебя к твоей собственной мечте. Не Малфоев, не моей — к твоей, и только. Особенно теперь, когда ты слегка обжился на Гриффиндоре и завел там приятелей.
— Почему ты об этом говоришь? — Драко ненавидел, когда взрослые начинали говорить о будущем. Он всегда знал, кем станет: как отец, он будет политиком и продолжателем рода Малфоев. Будет посещать благотворительные вечера, посчитывать деньги и пугать всяких тупых грязнокровок в Министерстве. А когда обзаведется семьей, то и в Хогвартсе тоже.
А теперь?
— Друзья помогают почувствовать себя на своем месте в жизни, однако они обязательно влияют на характер и суждения друг друга. Например, мисс Грейнджер. До всего произошедшего пошел бы и за ней и стал бы успокаивать?
Нет, определенно нет.
— Сочувствовал ты ей, быть может, оттого, что сам побывал в подобной ситуации. Но откуда тебе пришла в голову мысль, чтобы дать ей понять, что она не одна? Проявить к ней… не знаю, милосердие? Несмотря на то, какая она была неприятная и доставучая, судя по твоим письмам?
— Невилл, — понял Драко. — Так со мной поступил Невилл, когда я извинялся в Большом зале.