– Скажи мне, для чего ты здесь? Зачем пришла ко мне?
Карина подняла взгляд, проговорила тихо:
– Себя найти. Отдышаться и посмотреть на свою жизнь со стороны, чтобы понять, что в ней надо изменить.
Ефросинья кивнула:
– Чтоб смотреть со стороны, надо на другую сторону перейти. Понимаешь ли ты это?
– Понимаю, – соврала девушка, повторила сказанное когда-то Ефросиньей: – Отринуться от всего прежнего.
Матушка вздохнула, чутко среагировав на ложь:
– Хорошо, пусть так. Запомни, Агата, душа должна работать, чтобы не стать пищей для грехов твоих. Поэтому не жди, что по головке гладить буду, не жди, что будет легко. Испытывать буду, так и знай. И если воля твоя тверда, помогу тебе. Выйдешь отсюда светлой и чистой, как в день своего рождения. Поддашься грехам своим – выгоню прочь. И уж обратно на порог не пущу.
Карина кивнула:
– Я готова. За тем и приехала.
Ефросинья засмеялась:
– Да не затем. Ты думала тут что-то навроде курорта. Полежать, подумать о жизни, – она лукаво смотрела на девушку, ловко передразнила: – «Посмотреть на свою жизнь со стороны». Да чтоб смотреть на нее и видеть хоть что-то надо не один пуд соли съесть! Ну да ладно… Не в том суть. Главное – пришла. А это уже многое значит. И первое послушание выполнила.
– Какое?
– Ждать… Неужто ты думаешь, не знаю, когда городской автобус приходит на остановку?!
Карина опешила:
– Так вы специально… Сказали Младе, чтобы она задержалась?
– Конечно специально. Твердость воли твоей проверяла. Уехала бы домой – не велика потеря, скатертью дорога. А коль осталась, значит, сильна в тебе воля и желание очиститься. И понравилось мне, как ты Младу защищала, значит, дружить умеешь. Только знай – здесь, в скиту, это скорее против тебя – свои грехи и так тянут вниз, так ты еще и чужие взваливаешь на плечи. Впредь осторожней будь.
– Вы сказали, что накажете меня…
– Передумала я. – Ефросинья пытливо смотрела на девушку. – Пока будешь помогать послушницам, познакомишься с ними поближе, почувствуешь наше сестринство. У нас быт простой – все сами делаем. Работы в поле пока нет, но к ней подготовка идет полным ходом, лишние руки не лишние. Поселишься с Младой. Но помни – о прошлом никого не спрашивай, в грех не вгоняй, не тревожь чужие раны, о своих заботься. Поняла ли?
– Поняла. А можно… Можно своим как-то сообщить, чтобы не волновались. Сказать, что жива я.
Ефросинья посмотрела на нее, взгляд стал тяжелым, ледяным. Взяв со стола блокнот, развернула его на чистой странице, подтолкнула девушке:
– Пиши, что написать и кому. Я сообщу.
Карина взяла протянутый карандаш, развернула к себе блокнот. Написала: «Мама, со мной все в порядке, по возможности напишу через пару недель. Передай Рафаэлю, чтобы не волновался. Карина». И номер сотового.
Взгляд скользнул по неясному отпечатку продавленных предыдущей записью цифр +90 212 294-5248 Меджнул – удивило именно имя. Возможно, в нем ошибка, но оно выглядело как восточное, арабское. «Неужели здесь кто-то, отказавшийся от ислама?». Мысль показалась невероятной.
Но благодаря ей Карина сформулировала то, что ускользало от нее – она оказалась послушницей, ученицей женщины сильной, властной, и учение ее опирается на старые, домостроевские традиции, забытые десятки лет назад. По крайней мере, это объясняло многочисленные разговоры о вере, боге и пуританскую строгость быта. Девушка выдохнула с облегчением – все-таки то, что это не какая-то секта, успокаивало.
Ефросинья ее вздох поняла по-своему:
– Так что, передавать записку-то? – смотрела строго, будто испытывала на прочность.
Карина закусила губу, улыбнулась:
– Да, но не к спеху… Как получится.
Ефросинья протянула:
– Так получиться может еще не скоро, – она не отпускала ее взглядом.
Карине стало душно. Потемневшие образа́, что стояли в углу, у подслеповатой лампадки, будто тоже уставились на нее, так же пристально и нетерпимо, как и сама Ефросинья.
Девушка потупила взгляд, уставилась на подол собственного платья.
– Хорошо, – прошептала. – Я поняла. Пусть так.
И выскользнула из избы, вздохнула полной грудью колкий от вечерней прохлады и живой воздух. Скит стоял на пушке леса. За оградой тянулись редкие сосенки, уводили в густой, первобытный лес, сейчас черный и мрачный, медленно просыпающийся от спячки. Едва не потерянное ощущение чего-то нового и сильного, расцветающего в ее груди, вернулось к Карине.
Глава 6. Фото
Пока добрались до локации, продрогли до костей – у Горация в машине сломалась печка, и всей команде пришлось ехать в холодном салоне, на холодных креслах, согревая руки дыханием и по очереди прикладываясь к термосу с горячим чаем, заботливо прихваченным Семеном для Татьяны и Зои – фотомодели. Зои – ясноглазая блондинка с пшеничными волосами, отливающими золотом, высокая, не худощавая, прекрасно «укладывалась» в сформировавшийся на Западе стереотип о русских – а именно на этно-теме Рафаэль и хотел сыграть.