Тетка с восторгом обежала сад, прилипла к стеклянной стене носом, подергала раздвижную дверь, но рабочие еще при прошлых квартирантах террасные двери намертво заблокировали - мама говорила, что ей важно слышать, как квартиранты через общий вход входят и выходят, а не через сад: мало ли, уйдут так потихоньку в день оплаты, и с концами. Потом Хелена зашла в холл, оглянулась, сказала рассеянно:
- Ремонт сделали?
И не дождавшись проникновенного отчета невестки о проделанной в недавнем колоссальной работе по благоустройству дома, пошла в гостиную. Там, на стене, висела единственная выжившая у нас ее картина - наш дом в купине цветущей сирени и желтыми каплями нарциссов у входа. Хелена рисовала ее, когда еще училась в Мергелевске, и мама всегда повторяла, что это мазня, но не выбрасывала, как остальные теткины рисунки, потому что боялась деда. Я в этой картине никаких художественных достоинств не наблюдал, красиво, привычно, немного оживляет потертый интерьер. Однажды, лет семь назад, полотно сорвалось с крюка, упало и проломило пару паркетных досточек углом тяжелой рамы. Это, наверное, укрепило маму в мыслях, что золовка умеет вредить на расстоянии, потому что паркет был старинный, а картина была мазней.
Хелена упала на диван, прикрыла глаза и сказала:
- Боже, пахнет все, как в детстве! С ума сойти!
Мы, семейство Бондаренко, смотрели на нее, сбившись в кучку у двери (только мама глядела на кеды тетки, которые та не удосужилась снять в холле), пока отец не сказал:
- Лен, в твоей половине тоже все по-старому.
Хелена встрепенулась и сорвалась с места, пробежала мимо и успела ущипнуть меня за нос, пропев:
- Сережка, поварешка, в тарелке картошка.
Дед рассказал про мои кулинарные экзерсисы, точно, дед! Предатель!
***
Отец просто помолодел на глазах, весь светился. Они с Хеленой, перебивая друг друга, вспоминали свое детство и юность. Дед, посасывая неприкуренную трубку, похмыкивал и иногда вставлял свою версию событий, и тогда они подпрыгивали и кричали:
- Точно! А я и забыл(а) совсем!
Один момент мы с родичами не продумали: в половине тетки почти не было мебели - квартиранты свои древние диваны, винтажный шкаф, убитые кресла и стол, естественно, вывезли, по какой-то причине оставив лишь ламповый телевизор, игравший роль тумбочки. Возник вопрос: где Хелена будет спать? Вспомнили, что у меня в комнате одно кресло - раскладное, перетащили с отцом, тетка была вполне довольна и потирала ручки, предвкушая покупку мебели, и расспрашивая маму, какие магазины лучше.
Спустилась Светка. У Хелены глаза округлились при виде племянницы, мама постаралась неловкую паузу заполнить трескотней, от чего вышло еще хуже. У тетки вырвалось:
- Света, да как же ты так, а?
Сестра сразу скуксилась и чуть не заплакала. Мама притянула ее к себе и погладила по голове, вызывающе повторяя:
- Мы справимся, справимся...
А тетка виновато застыла посреди своей студии. Я ее не осуждал. Слышал, как про Светку ее первоклашки говорят : 'у нас Светлана Петровна, которая жирная', хотя очень ее любят, считают самой доброй на свете и рисуют всегда в ромашках и красивых платьях. Просто дети всегда повторяют за взрослыми.
За ужином тетка очень прикольно рассказывала, как в Лондоне, когда с деньгами было совсем туго, она подрабатывала кэтситтером - присматривала за кошками, хозяева которых были в отъезде. Мама от этих историй пришла в полный восторг - подтверждалась ее теория того, что Хелена - голь перекатная. Тетка много жестикулировала. Пальцы у нее были тонкие и нервные.
- Прихожу - сидит на полу колобок, сам черный, глаза зеленые. Хозяйка перед отъездом дает мне книгу 'Уличный кот по имени Боб' и говорит, так многозначительно на мурзика своего поглядывая: 'Вы ему читайте почаще, пусть знает, какие на свете судьбы бывают'.
- И ты читала? - засмеялся отец.
- А как же? - сверкая глазами и с трудом сохраняя серьезность, ответила Хелена. - Он очень внимательно слушал, но, кажется, не совсем проникся. Его больше интересовало, что я ему на ужин дам. Кошки на самом деле очень по хозяевам скучают. Мы не видим, а у них стресс.
- И много платили, - ласково поинтересовалась мама, - за снятие стресса?
Тетка пожала плечами:
- Хватало... как это по-русски... перебиться.
Хелена переоделась в другую рубашку, льняную и мятую. Волосы прямо в косичках переплела в косу, джинсы подвернула до колен. Кеды она сняла и ходила босиком. Выданные мамой тапочки забывала то в гостиной, то в коридоре.
- А ты, Сереж, значит, на таможенника учишься?
- Угу, - сказал я, в тот момент сосредоточенно прикидывая, как избавиться от огромного куска свинины на тарелке.
Завернуть в салфетку и осторожно опустить на колени? У мамы никогда не получается мясо - она очень боится микробов и высушивает любой кусок до консистенции волокон. У меня соседский пес Вахтанг ходит полностью прикормленный, сосед удивляется, от чего его кобель так со мной любезничает при каждой встрече и у нашего забора постоянно ошивается, а он, вообще-то, бультерьер, кобель, в смысле.
Мама сказала:
- Беда у нас с учебой. Лена ты хоть с ним английским позанимайся, это ведь таможня.
Тетка кивнула.
- Сереж, нравится тебе в университете?
- Угу, - сказал я.
- Самое главное, чтобы это было твое, - сказала тетка. - Тогда будешь всегда радоваться жизни.
Интересно, как может нравится профессия таможенника. Что там может доставлять удовольствие? Проверка документов? Офисная работа? Ну, выявление наркотрафика, разве что.
- Еще бы ему не нравилось, - сказала мама, - такие деньги за него платим.
- Угу, - сказал я.
На следующее утро, проснувшись пораньше, я прокрался на Старую Кухню. Думал, стяну маленькую чугунную сковородку, пока тетка спит, засуну подальше в шкаф для посуды - мать и не заметит. Но Хелена уже сидела за столом, румяная, в банном халате и с полотенцем на голове. Точно, я же слышал, как вода шумела. Интересно, она волосы так в косичках и моет?
На столе были оладьи, целое блюдо. Тетка пила кофе... н-да, как выяснилось, из того самого пакета, что я припрятал для себя в левом шкафчике. Ладно, не буду же я зажимать продукты, пусть даже и недешевые.
- Хотела поспать подольше, но проснулась в пять, - пожаловалась тетка, вздохнув. - Дома... в Лондоне... с хорошим светом плохо, приходилось ловить. Да еще разница во времени. Садись, оладиков хочешь? Помнишь, как бабушка такие пекла? Бабушку помнишь?
- Помню, - сказал я, усаживаясь за стол. - Мне четырнадцать было, когда...
- Точно, - задумчиво произнесла Хелена. - Мне все кажется, ты маленький.
Оладьи у тетки вышли не хуже, чем у меня. Она использовала оставшиеся в холодильнике продукты с того раза, как я готовил для деда. Все было по бабушкиному рецепту: и лимон, и творог, и особый изюмный припек. Кофе тоже был хороший, хотя тетка сварила его в микроволновке.
- Я, знаешь, Сережик, совсем разучилась готовить. Дома... там... одни тейк-эвэй. Вечером усталые, голодные, а вокруг чего только нет - и все готовое. Дедушка говорил, ты готовить любишь?
- Люблю. А ты была в Тауэре?
Хелена усмехнулась:
- Была. В первый год еще, когда училась. В Тауэре, Британском музее, зоопарке. А потом почти нигде не была. Нет, вру, один раз на экскурсию ездили, по местам творчества Джейн Остин. А потом: галерея, галерея, галерея, иногда дом.
- А что так?
- А ты, Сережик, живя у моря, часто летом на пляж ходишь? Вон, незагорелый какой.
Я признал:
- Нет, не часто.
Тетка поднялась, понесла чашки в раковину:
- Мы жили в Шордиче, это к северу от Сити. Там весь район - сплошной музей, столько креатива, такой контингент, что даже... тошно иногда.