Старшие Анны одобрительно посмотрели на младшую. Улыбались.
Горацио на какой то момент показалось, что он оказался зрителем на потрясающем спектакле, где актрисы играли самих себя.
В эту ночь Анне номер три стало хуже, у неё поднялась температура, ей стало тяжелее дышать, и она ослабела. Горацио был на ночном дежурстве и сразу перевел ее в реанимацию, что вызвало большую тревогу у мамы и бабушки.
- Не переживайте, так довольно часто случается.- объяснил он своё решение встревоженным женщинам .
В последующие несколько дней доктор Вайсмайер не говорил правды о том, что состояние Анны номер 3 стремительно ухудшалось. Не говорил он поражении лёгких достигло 80 процентов , и что она была подключена к аппарату искусственного вентилирования, введена медикоментозную кому. Каждый раз, приходя в палату к своим пациенткам, он старался говорить о другом.
- Анна- обращаясь к Анне номер один. - О чем тот спектакль, где вы играете все трое? Меня нельзя назвать театралом, поэтому я практически ничего не знаю о театральной жизни.
- Это пьеса американского драматурга Эдварда Олби. Поначалу сюжет не совсем ясен. Обезумевшая властная старуха, требующая исполнения своих малейших прихотей, покорная пожилая сиделка возле нее и вздорная девчонка-адвокат устраивают на сцене безумную феерию, состоящую из сплошных претензий друг к другу и семейных неурядиц. К четвертой сцене становится ясно, что все три женских сущности – это воплощения главной героини, только в разные периоды жизни. Выходки и характерные проявления актрис утрированы, подчеркивают абсурдность происходящего, но в то же время позволяют провести параллели с собственной жизнью. Это единственный спектакль, где мы играем втроём. Очень символично, учитывая, что мы родственницы. - Анна взяла паузу и продолжила. - Это мой лучший спектакль в жизни. Играть с собственной дочерью и внучкой - моя самая великая награда.
Услышав признание Анны номер 1 , Горацио с трудом справился со своими чувствами , понимая, что драма, которая разыгрывалась в отделении реанимации с младшей Анной , может стать трагедией для двух его пациенток, не подозревающих о том, что он уже знал.
Последующие сутки ещё ухудшили Анны номер 3, поставив ее на грань жизни и смерти.
Горацио, собравшись с силами, решил рассказать женщинам об истинном положении дел. Придя утром в палату, он сообщил :
- Мне очень тяжело это говорить , но состояние Анны критическое. Простите, что я не сразу вам это сказал, но я надеялся каждый день, что все изменится к лучшему. Увы, этого не произошло.
- Моя дочь умирает ?- тихо спросила Анна номер два, потрясённая услышанным.
- Мы надеемся, что этого не случится. Боремся за ее жизнь всеми силами. - с трудом проговорил доктор Вайсмаейр.
- Почему так? Почему она? Я же старая и немощная. Я должна быть на ее месте … - отстранённо прошептала Анна номер один, устремив взгляд в окно .
- Давайте думать о том, что она и врачи реанимации справятся. – единственное, что смог выдавить из себя Горацио.
Через два дня на рассвете Анны номер 3 не стало. Горацио несколько часов просидел в своём кабинете, прежде чем заставить себя перешагнуть порог палаты своих пациенток.
- Простите, но мы не смогли спасти вашу Анну. Простите, мне очень больно. Мне очень жаль.
В палате воцарилась абсолютная тишина. Мать и дочь превратились в две безмолвные мраморные статуи. И вдруг тишину нарушил еле слышный голос пожилой женщины:
- Надо знать, что люди умирают с той самой минуты, как появились на свет. Я бы хотела, чтоб с детства все это знали. В шесть лет говорили бы. Таинство жизни и смерти перестает быть таким уж таинством. Всего лишь момент, малюсенькая точка на длинном отрезке пути. Закрыл глаза – тебе 26, открываешь – уже 52, через неуловимый миг – 70, и вскоре приходит время покидать этот мир.
За окном опять разбушевалась мокрая метель.
Доктор Вайсмайер никого не замечая шёл по госпитальному коридору.
Андрон сидел у себя в гримерке. Приглушенный свет. Основной и зеркало он пока не включал. До спектакля оставалось чуть более двух часов.
Еще один день на исходе. Еще один выход на сцену. Завтра опять день, потом опять вечер. Зачем и для чего? – пронеслось у Андрона в голове. – Зачем? Ее нет. Не вернуть. Надо заканчивать.
Андрон посмотрел на маленькую шкатулку из слоновой кости на столе. За последние сорок дней она стала его постоянной спутницей.
« Двух дорожек продержаться на сцене зватит, потом еще пару.» - прогнал он.
Открылась дверь. На пороге стоял Макс Рац. Главный режиссер театра и режиссер-постановщик « Кориолана». Он молча вошел. Закрыл дверь. Поставил на гримерный стол бутылку «Джек Даниэлса». Достал из шкафчика два стакана. Налил по полстакана. Посмотрел на на Андрона, потом на шкатулку.