Путь лежал через гаражи. Обычно детдомовские не совались туда по одиночке, опасаясь схлестнуться со шпаной из соседних домов. Зато бандой ходили, где хотели. И редко кто отваживался оспаривать это право. «Детдомы» дрались отчаянно и жестоко, с пеленок привыкнув выгрызать себе место под солнцем. И как бы меж собой друг к другу не относились, за своих стояли до полусмерти.
Уверенность переполняла, хлестала через край, и Максимка без колебаний двинулся через кооператив напрямик, даже желая встречи с местными. Так оно и случилось. Максимка завидел их издалека, стайку, гоняющую по кругу бутылку портвейна. Он мог бы легко уклониться от встречи, пройти по соседнему проезду. Но упрямо двинулся вперед, не обращая внимания на Санька, тревожно вцепившегося в рукав куртки. Зацепка последовала незамедлительно.
— Эй, пацанчик! Хиляй сюда! Есть чо?
— Хрен в очо, — Максимка презрительно сплюнул.
— Ух ты, какой дерзкий…
Его обступили полукругом, несколько раз толкнули, сорвали шапку, чтобы не убежал.
— С какого района?
Упражнений с чужой шапкой Максимка знал два: «собачка» и «дискотека». Сейчас Максимка должен будет канючить свое имущество обратно, покорно снося тычки и оскорбления. Шапка будет ходить по рукам до тех пор, пока присутствующим такое развлечение не наскучит. И те всем колхозом не спляшут на ней танец победы. Весело же, правда?
В левую руку отдалось привычным покалыванием. А правой Максимка извлек из косого курточного кармана совсем не игрушечный пистолет модели изобретателя Макарова. Стрелять Максимке довелось единожды, но зато от души. На день милиции в детдом приезжали шефы из РОВД. Проводили эстафету, «зарницу» и возили в закрытый тир. Поэтому Максимка вполне уверенно снял пистолет с предохранителя и дослал патрон.
— Э, пацан, ты че? Мы пошутили…
— А я — нет, — процедил Максимка. — Шапки свои сюда, быстро! — И, видя, что кампания не торопится воспринимать его всерьез, без колебаний шарахнул в воздух. — Сейчас по ногам начну шмалять, козлы!
На землю полетели однотипные китайские вязанки, неизвестно за что прозванные в народе «пидорками». Санек собирал трофеи.
Максимка огляделся по сторонам и определил весь букет головных уборов в вязкую незамерзающую жижу, скопившуюся под протекающей бочкой-маслосборником, куда сливали отработку, помывочный бензин и бог весть что еще. Старательно распределил по поверхности и притоптал ботинком.
Местные притихли. Со смесью недоверия и ненависти провожали обидчика глазами. Второй выстрел заставил их втянуть головы в плечи, то Максимка эффектно хлопнул опустошенную бутылку.
— А сейчас сделали так, чтобы я вас искал! — и повел стволом из стороны в сторону. — Всосали, нет?..
Упрашивать никого не потребовалось.
Максимка чувствовал себя героем. Приосанился, грудь выпятил колесом, даже походка преобразилась, раньше таскался носом вниз, а теперь вышагивал гордо, глядя поверх голов. Из никчемыша, жалкого воробышка, подбирающего крохи, он на глазах превращался в хозяина жизни, который мог все.
Сначала Максимка с Саньком завернули в макдональдс и обожрались там так, что едва выползли из-за стола. После наигрались в автоматы. До икоты, до звона в ушах, до потери пространственной ориентации. Затем обкушались еще и мороженного. Санек не задавал вопросов. Для него само внезапно свалившееся счастье было важнее причины его объясняющей. Долго гуляли по улицам, глазея на витрины дорогих бутиков. И если Санек с обычным праздным любопытством, то Максимка уже нет. Он примерялся, изучал, какие блага можно взять от жизни еще.
В одном из кафе Максимка увидел Лену. Та сидела с каким-то невзрачным кавалером за столиком напротив окна. Кавалер захватил Ленины ладони и о чем-то непрерывно говорил. Стихи читал, наверное. Рядом в вазе сиротливо стояла одинокая роза.
Так вот, на кого Лена их променяла. Хотя, что значит «променяла»? Кому они, нафиг, нужны? Трудные, дерзкие, злые. Кто ж по собственной воле с ними останется? Да еще в новый год? Разве что Баба Галя. Так уж сложилось. Мужа у нее нет, дети взрослые, разъехались. Да и не сладилось у нее с детьми своими, сама рассказывала. Осталась она в детдоме одна на всех. Такая, вот, семья… А Лена, что? Практику доработает свою и не вспомнит…
Ну, и пусть! Максимка проглотил комок. Беспомощно огляделся. Он не хотел больше оставаться здесь, но и уйти просто так не мог. Взгляд его упал на витрину ювелирного магазина напротив. Там в золоченом ведерке трогательные и роскошные стояли белые тюльпаны, каких Максимка и не видел никогда. Все произошло как-то само собой. В руках вдруг оказалась охапка таких же.