Мне нужно попасть в Анмар. Этого хочет мое сердце, но не разум. И именно это внутреннее желание и толкает меня на то, чтобы подарить мистеру Маку самую очаровательную улыбку в моем арсенале. Джамаль бы убил меня голыми руками, если бы увидел, как я улыбаюсь другому мужчине.
— Мне далеко ехать, и…
— Я подвезу вас до Канады, если всю дорогу вы будете так улыбаться, — усмехается Мак, и я заостряю внимание на его выразительных скулах, обладателей которых обычно приписывают к принадлежности голубым кровям. Мой разум начинает улетать куда-то далеко-далеко, когда я вспоминаю, как впивалась зубами в скулы Джейдана, чтобы подавить вскрики удовольствия, порожденные мощными и твердыми толчками внутри моего тела.
Наши руки переплетены над головой, его сила становится частью меня, пульсируя в каждой клетке тела.
«Имя мое назови… Назови меня по имени, Эйнин.»
— Хорошо. Позволю вам меня подвезти. Заодно и расскажете, что хотели узнать о центре. Работаю здесь волонтером. Знаю все до мелочей, — подаю голос я, когда Мак достает ключи от машины из кармана своего пальто и кивает мне в сторону Мазерати, припаркованного в двух метрах от входа. Хм, стало быть, деньги у него есть. Интересуется ли он благотворительными проектами?
— Для начала буду рад, если ты скажешь мне свое имя, — Мак дарит мне глубокий, оценивающий взгляд, при этом сохраняет в моих глазах достоинство, не смея опускать его ниже моего носа. Похвально.
«Твое имя Эйнин, и его дал тебе твой Бог».
— Меня зовут Рика, — нейтральным тоном отвечаю я, ощущая, как легкие обжигает огнем.
Мужчина открывает передо мной дверь шикарного, намытого до смоляного блеска автомобиля. Садиться в машину к незнакомцу я не боюсь, а стоило бы задуматься, чем это чревато, но я почему-то просто позволяю себе вдруг плыть по течению и смотреть, куда меня оно приведет. И, признаться, преследую корыстную цель — спонсорство для моей школы. Я не потяну все одна, мне нужны богатые люди в окружении, способные вложиться в идею и помочь детям.
— Меня зовут Искандер. Можно просто Дерек, — подмигнув мне, Мак закрывает дверь автомобиля и обходит его, чтобы присесть на место водителя.
Анмар. Асад
Джамаль
Предзакатное солнце, пробираясь в окна моей мастерской, чертит свои линии на холсте, оттеняя выбранную палитру портрета розоватыми тенями, углубляя и подчёркивая насыщенные цвета, оживляя их, заряжая иллюзией жизни. В последнее время мы с огнедышащим другом стали соавторами всех новых полотен, которых за несколько недель непрерывной работы скопилось больше десятка.
Кто-то назовёт стремление воплощать на холсте преследующий меня образ одержимостью, другие сочтут безумием, третьи покрутят у виска, но какое мне дело до мнения толпы, которая никогда не увидит моих работ?
Пикассо говорил, что живопись — занятие для слепцов. Художник рисует не то, что видит, а то, что чувствует. Он несомненно прав, но я бы добавил — чем одержимее творит художник, тем сильнее его стремление выплеснуть накопившиеся чувства, освободиться или взглянуть на их истинную природу со стороны глазами трезвого непредвзятого зрителя.
Любой вид искусства — это выражение бушующих внутри эмоций. От счастья многим хочется петь, и созданные в эту минуту слова и музыка заряжают позитивной энергией, передают заряд радости каждому, кто слушает их. Но в минуты отчаянья композиторы, поэты, писатели создают совершенно иные произведения, и слушатели, читатели и зрители в полной мере ощущают вложенную создателем боль и страдания в свое детище. Конечно, есть те, кто делают вид, что творят искусство, копируют, воруют, используют наработанные техники. Все их усилия направлены исключительно на материальный аспект. И у таких деятелей тоже находятся последователи и поклонники. Существует простое правило, работающее во все времена. Подобное притягивает подобное. Нас услышат только те, к кому обращен наш голос, остальные не имеют значения. «И среди людей копий больше, чем оригиналов» — одна из знаменитых цитат моего любимого художника. Прошли столетия с его смерти, но она по-прежнему актуальна.
Вытерев ладони о тряпку, я бросаю мастихин и кисть в ёмкость с растворителем. По привычке морщусь, задевая шершавым ворсом зарубцевавшийся шрам на левой ладони. Мне повезло, что Хассан не прострелил правую руку, и я уже знаю, что стоит за моей сверхъестественной живучестью. Мой талисман вернулся ко мне, и я ношу его на запястье травмированной руки. Пальцы до сих пор не до конца разработаны. Я не могу без усилия и боли сжать руку в кулак или мгновенно расслабить. Понадобилось четыре операции, чтобы правильно сшить связки и сохранить подвижность. Не представляю, что бы я делал сейчас, если бы Зейн попал в правую ладонь. Пришлось бы писать картины левой… Знаю, что справился бы. Чтобы научиться чему-то, не стоит бояться показаться глупым, надо просто делать это. Снова и снова. Пока не получится.