В бессонные ночи забавы становились еще более изобретательными. Когда горючие звезды проливали на землю невыносимо палящее раскаленное масло, лес был словно в огне. Даже птицам не спалось на маисовых полях. Они вертели головой, перелетали с ветки на ветку и — о чудо из чудес — от их нескончаемого щебета, не дававшего спать, казалось, что наступил черный-пречерный рассвет. Гул стоял немыслимый, все запахи усиливались до невозможности, а от жары и вовсе деться было некуда.
Макунаима с размаху шлепал по гамаку, и Си улетала из него прочь. Тогда она просыпалась, поднималась над гамаком и прыгала на героя. Так они и забавлялись. А затем, полностью разбуженные желанием, придумывали новые способы забав.
Шести месяцев не прошло, как Мать Лесов родила краснокожего младенца. Пришли славные мулатки из Баии, из Ресифи, из Риу-Гранди-ду-Норти и из Параибы и вручили Матери Лесов красивый яркий красный бант, ведь она теперь была главной на всех рождественских празднествах. Потом они отправились, довольные и веселые, обратно, танцуя на ходу, и их сопровождали футболисты, жулики, юные бездельники, и вся эта золотая молодежь пела серенады. Макунаима, как положено по обычаю, месяц отдыхал, а вот поститься отказался наотрез. Малыш родился плоскоголовым, а из-за Макунаимы голова становилась еще более плоской, потому что он то и дело трепал его по макушке, приговаривая:
— Сынок, подрастай скорей, поедешь в Сан-Паулу и заработаешь кучу денег.
Все икамиабы души не чаяли в краснокожем ребенке и при первом омовении положили в реку все свои драгоценности, чтобы малыш всегда был богат. Они послали в Боливию за ножницами, а когда ножницы прибыли, воткнули у изголовья люльки, ведь иначе придет Тутý-Марамбá и высосет у ребенка через пупок всю кровь, а у Си откусит большой палец на ноге. Пришел Туту-Марамба, увидел ножницы и промахнулся — облизал дырку от ножниц и ушел восвояси. Теперь с малыша никто глаз не спускал. Послали в Сан-Паулу за знаменитыми шерстяными ботиночками, что делает дона Áна Франсиска ди Алмéйда Лéйти Морáйс, и в Пернамбуку за кружевными чулками «Альпийская роза», «Цветок Гуабирóбы» и «По тебе страдаю», сшитыми руками доны Жоакины Лейтóн, известной как Горбатая Ворчунья. Они цедили сок лучших тамариндов из садов владений сестер Лóуро-Виéйра в Óбидус и давали ребенку с этим соком лекарство от глистов. Счастливая, мирная жизнь!.. Но однажды в хижину Императора влетел мрачный филин и залаял по-лисьи, предвещая беду. Макунаима затрясся от ужаса, отогнал москитов и еще крепче приналег на настойку, чтобы отогнать и страх. Пил он, пил, напился и всю ночь проспал. Тогда пришла черная змея мусурáна и принялась сосать единственную живую грудь Си, ни капли молока не оставила. А Жиге так и не удалось подоить ни одной из икамиаб, и оставшийся без кормилицы малыш сосал-сосал на следующий день материнскую грудь, да отравился и помер.
Ангелочка положили в каменный гробик в форме угольной черепахи-жабути, а чтобы блуждающие огни не выели ему глазки, его закопали прямо посередине деревни под песни, пляски и пальмовое вино.
После церемонии все еще нарядная спутница Макунаимы сняла с себя великолепный талисман-муйракитáн, отдала его Императору и поднялась по лиане в небо. Там Си живет и по сей день, не боясь муравьев, гуляет в прекрасных нарядах и не снимает украшений. Она вся светится, она стала звездой. Теперь она — Бета Центавра.
На другой день Макунаима отправился навестить могилу и увидел, что из тела его сына родилось деревце. О растении тщательно заботились, и выросла из него гуаранá. Из растертых плодов ее делают лекарство от многих болезней, а также напиток, который спасает от жары, что насылает Вей, Солнце.
Глава 4. Змей, который стал Луной
На другой день герой встал ранехонько и, снедаемый тоскою по незабвенной Си, проколол нижнюю губу и вставил в это отверстие талисман, как того требует обычай. К горлу его подступил большущий ком. Он быстро собрал братьев, они попрощались с икамиабами и пустились в путь.
Долго они блуждали по всем этим лесам, которыми теперь правил Макунаима. Повсюду его ждали почести и, где бы он ни появлялся, его сопровождала свита из красных попугаев ара и зеленых попугаев нандайя. Долгие ночи, полные горькой тоски, герой проводил на верхушке дерева асаи, среди плодов, пурпурных, как кровоподтеки на его душе. Там сидел он, все смотрел в небо, на красавицу Си, и все стонал: «Треклятая!»… Тогда совсем невыносимо и горько ему становилось, и он взывал к добрым богам, напевая длинные протяжные песни…