— Интересный вопрос, — любезно отвечает Реддл. — Но это длинная история.
- Ты использовал дневник в качестве… пристанища своей гнилой… души, когда убил Лою Кроткотт? – женщина уже давно догадывается об этом, но не смеет даже произносить этих слов. Однако теперь всё резко меняется. – Не может быть, Том… Зачем?
- Да, этот дневник, – Реддл поднимает вещь с пола. – Мой страж. А ты разве не рада?
Минерва замирает с широко распахнутыми глазами. Из них вот-вот польются слёзы.
- Это же твой подарок. И весьма полезный. Я сперва не понимал, насколько…
Что-то непомерное сотрясает пространство — Гарри и Драко останавливаются, переводя дыхание. Они ощущают, как дрожат каменные плиты. Они узнают, что происходит, обернувшись и почти увидев чудовищную змею, выползающую изо рта Слизерина. Голос Реддла шипит: «Убей их». Василиск двигается в сторону детей — слышно, как тяжелое туловище, шурша, извивается по каменному полу. Теперь уже не открывая глаз, Гарри и Драко рвутся к колоннам, в надежде спрятаться, шарахаясь из стороны в сторону и нащупывая дорогу вытянутыми руками. Реддл надрывается от хохота.
- Остановись, – Минерва обращается к Реддлу, почти не надеясь на то, что он откликнется. Но по-другому она никогда не могла. И сейчас не может. – Ты ничего не добьёшься, если даже убьёшь нас всех.
Да и к чему всё это… Иногда нужно уметь признаваться, что ты проиграл. По всем статьям. Окончательно и бесповоротно. Но человек удивителен как раз тем, что даже в безвыходной ситуации продолжает карабкаться. Не понимая себя и мотивов своих поступков, бесясь на каждом шагу, злясь на других за то, что они пытаются указывать, что и как делать, но продолжает по-прежнему лезть наверх из блюдца, словно лягушка, барахтающаяся в молоке и добившаяся, в конечном счёте, появления сметаны. Упрямство – хорошее качество, то бы там ни говорили. Главное, не заиграться с доверием. Не зайти за черту, после которой не будет возврата. Решившись на серьёзный шаг, нужно быть готовым нести и ответственность. Большинство как раз забывают об этом. Вот он – крах. И неважно, на начальной стадии или на конечной это происходит. Если ты забыл о том, что в ответе за того, кого приручил, то можешь смело записывать себя в неудачники на пожизненный срок. Любовь, или вся та знаменитая химия в башке на три года, которая движет людьми и вместе с ними – эволюционным процессом, – может быть крайне опасной. Хуже, чем война или голод. Если человек никогда не любил, то, возможно, он не с нашей Планеты. Иммунитета к этой заразе нет. Увы. Не придумали пока что. И мучаются.
- Как знать, – в глазах у Тома мелькает слепая ярость. – Когда вы все будете у моих ног, вот тогда и поговорим.
- Этого никогда не будет. И ты сам знаешь…
- Какая уверенность, профессор, – усмехается Реддл. – Но сейчас я – хозяин положения. И точка.
- Скорее ещё одна запятая, – говорит Минерва. – Но неужели, всё, чего ты хотел и хочешь – это власть?
- Признание, – склоняет голову Реддл.
- Ты хочешь, чтоб тебя признали величайшим магом в мире?
- Да.
- О, нет, Том, – мотает головой женщина, вырываясь и его хватки. – Ты сам придумал себе эти мотивы. Ты надрывался ради того, что, по сути, не имеет и малейшего значения. Для меня, во всяком случае. Ты надеялся, что обретёшь то, чего тебе не хватало столько лет, но… ты просто не видел, что всё это у тебя уже есть.
- И что же? – лицо Реддла искажается больной усмешкой. – Что это?!
- Любовь, – тихо произносит Минерва.
Иногда кажется, что в жизни есть много радостей. Разных. Отдых, семья, красоты природы, даже работа. Однако все они теряют свою новизну, когда познается любовь. Не обязательно взаимная или искренняя. Чаще ведь наоборот. Из-за желания показать свободу, из-за ненависти к другим, из-за собственной слабости…
- Ты всё ещё веришь в эту чушь? Мне жаль тебя, – холодно выплевывает Реддл.
- Ты тоже веришь…
- Больше нет, – говорит Том. – И всё из-за тебя.
Минерве МакГонагалл хочется выть. Громко и до полной хрипоты. Как в раннем детстве, когда родители не купили очередную безделушку. Есть такой тип детей, которым нужно всё и сразу. И не всегда это говорит только о том, что их избаловали. Просто они, опережая свои возрастные особенности, стремятся утвердиться в глазах родственников. Ещё одно спорное решение. Истерики у детей дело привычное. Но, что делать, когда они настигают уже взрослого и относительно сформировавшегося человека? Можно ли добить человека безразличием? Ещё как. Но не любого, а лишь безответно любящего. Того, который словно собачка за хозяином, идёт по пятам и не просит ничего невозможного. Кроме внимания. Кроме того, чего нам так жаль, если мы тратим его не на себя – времени. (Как говорит известный комик современности Павел Воля: «Мы – рабы комфорта». Он прав). Нам не хочется выходить из зоны максимального комфорта. Ни за что. Любые дополнительные телодвижения для нас – это почти подвиг. Это касается и быта, и духовности, и отношений. Деловых, интимных, дружеских. Любых.