- Ладно, - Минерва резко вскакивает. - Хватит с меня этого. Знаки - это, конечно, хорошо, но у меня и так каждый день - как знак. То смертельный, то не очень. Плевать я хотела. Кто из нас не ошибался?!
Трелони смотрит на МакГонагалл, не моргая. Словно читает, её как раскрытую книгу. Такой взгляд можно встретить разве что у самого Дамблдора. Только он - мысли читает, а эта - судьбы.
- Извините, я пойду. - Минерва поправляет очки, и кивнув Трелони, выходит за дверь, где дожидается её Кроткотт.
- Ну что, Лоя? - Минерва искоса смотрит на девчонку. - Стало тебе легче?
- Нет, профессор, - Кроткотт, идущая рядом, опускает голову. - Не стало.
- Мне тоже, - признается Минерва, - не стало.
- Она вам тоже смерть предсказала? - расширяет глаза Лоя.
- Нет, - качает головой Минерва. - Просто... погадала, так - на чаинках. Но ты знаешь - я не очень в это верю. Правда.
- Но вы тоже испугались.
- Я? - Минерва пытается улыбнуться, но не получается.
- Я видела ваши глаза, - кивает ей Лоя, - когда Трелони сказала, что у меня Гримм... вы так побледнели. Вы верите в эту примету. Я знаю.
- А многие уверяют, что Гримм - не более, чем миф. И вообще - образ собаки - это, я считаю, не такая и плохая примета. Собака - друг человека. Лоя, выше нос!
- Предсказания профессора Трелони когда-нибудь сбывались?
- Сбывались, - тяжко вздыхает Минерва. - Как же без этого.
- А что за девочку она имела в виду, когда...
- Это Миртл, - Минерва клянется себе, что больше никогда и ни с кем не станет обсуждать предсказания Трелони. - Я думала, что ты всё и сама понимаешь.
- Все говорят, что с ней произошел несчастный случай, но... я не верю в это, - Лоя останавливается. - А вы, профессор?
- Пока не доказано, что её убили - я верю в «несчастный случай», - Минерва собирает всю волю в кулак, чтобы выглядеть максимально убедительно. - И вообще, Лоя - давай забудем об этом. На время. Сейчас у нас и других дел полно. Да?
- Я напишу родителям письмо?
- Конечно, пиши, но только не расстраивай сильно.
Лоя убегает в совятник.
А у Минервы на душе становится так погано, что, кажется, в пору намыливать веревку.
- Профессор МакГонагалл, - Дамблдор, только что вернувшийся из «Трех метел», сразу зовет её.
Тон у него скрипучий и раздражённый. Минерва готова в голос завыть - она так надеялась, что хоть на этот день её все оставят в покое. Но нет - Дамблдору, видимо, не хватает утреннего моциона с Амбридж и Реддлом. Кстати, последние выглядят весьма смурными. Минерва даже удивляется, когда сталкивается с Томом на пороге Хогвартса. Он смотрит так, что кажется, словно не сегодня-завтра будет готов всадить в спину нож.
- Хочу побеседовать.
- Сейчас? - МакГонагалл надеется, что старик уже и забыл о том, что будет трясти с неё «объяснительную». - Может, после обеда?
- Именно сейчас.
МакГонагалл кивает Дамблдору, провожая взглядом Тома. Он уходит быстро, не прощаясь ни с директором, ни с Амбридж. У Минервы тут же закрадывается смутное подозрение, что всё дело во вчерашней выходке Амбридж.
*** Гораций Слизнорт несколько раз, - нет не так, - несколько десятков раз дававший себе слово, что больше не будет столько пить, - снова просыпается и не помнит почти ничего, из того, что было накануне. Голова трещит, руки не поднимаются. Пространство расплывается перед глазами. Он всё ещё в мантии, которая ему велика, - странно, что Альбус не переживает, - лежит на своём, слава Мерлину, диванчике.
За окном уже день-деньской. На столе, да и не только, валяются подарочные коробки всех сортов и размеров, шоколадки, цветы, что ещё каким-то чудом не успели завянуть в духоте, и ещё черт знает что - подарков в этом году прибавляется. Ровно также, как и отличников. По словам Альбуса, скоро он сможет выстроить целую пирамиду Хеопса из коробочек от «Бёрди Боттс», которые он совсем не любит. Но почему-то по закону подлости ученики охотнее всего дарят именно эти сладости.
Всё, чего сейчас желает Слизнорт, чтобы в комнате стало темно и прохладно. А ещё он бы не отказался от сливочного пива. Но поблизости он видит только недопитую бутылку огневиски и раскрытую коробку с дорогим голубым сыром. Все знают, что запашок у него, конечно, тот ещё - Гораций морщится и решает, что «добавлять» ему точно не стоит. Во всяком случае, не сию минуту. Гораций кое-как поднимается с дивана и, путаясь в мантии, проходит к окну. Свежий воздух, - Гораций был бы счастлив, будь он свежим, - едва шевелит шторы. А глядя на бардак, Гораций готов поклясться, что его почти мучает совесть. Но он настолько вымотан, что явно не сможет убираться вплоть до завтрашнего дня. Он думает над тем, как скоро спохватится Альбус, который, наверняка, окрылен успехами Тома... Гораций вспоминает про Реддла. И теперь его тело, странным образом подчиняясь навязчивым мыслям о том, что нужно тоже проявить участие и узнать, любопытство ведь снедает, - как там отстрелялся Дамблдоровский любимчик, - неожиданно готово к труду.