— Вот что. Любая просьба, но в рамках разумного. Кошку нельзя, и отпустить тебя нельзя. Письмо отцу нельзя. Что-то, что я смогу разрешить. Что смотришь? У тебя сегодня день рождения.
— Я не считаю дни.
— Я так и думал.
— Можно мне погулять в лесу?
— Только со мной, а от меня лесам сейчас не очень хорошо.
— Можно… наш дом? Я тогда даже двери не закрыл. Вытереть пыль, запереть дверь, поправить крышу, если что упало, почистить снег, покрасить, хотя зимой красить не очень-то… Можно? Я не попробую вернуться, я просто хочу…
— Тебе нельзя, а я схожу приберусь, отчего же нет, — Арчибальд встал, — сегодня же вечером. Сумеешь потом вычленить нужные образы — я тебе даже покажу, как там сейчас.
Шандор уже научился угадывать заклятие за пару секунд до того, как оно сбудется, и чаще всего это были всё те же пощёчины, но сейчас он отшатнулся было, а что-то взъерошило ему волосы и исчезло. То ли ветер, то ли рука. Прошло — и было ли, нет ли. Арчибальд скрылся в коридоре, не прощаясь.
В этот день Шандор отказался с ним общаться. То есть — вообще. Как будто Ирвин тут никто. Нет, то есть он ответил этим своим спокойным тёплым тоном, как будто Ирвин был совсем дурак и сам не понял бы:
— Ирвин, я занят. Хочешь — можешь пойти погулять с Марикой, она согласилась.
— Не хочу с Марикой.
— Дело твоё.
— Хочу с тобой!
Они с Шандором оба сидели на кухне, и тот прямо за столом читал письмо, другой рукой сжимая бутерброд. Он жевал и не замечал, что именно жуёт. Когда письмо закончилось, он, не глядя на Ирвина, подвинул к нему стакан молока и снова принялся читать. Он отложил одно письмо, но их сегодня было много, целая пачка.
— Шаньи!
— Угу?
— Я не хочу пить молоко.
Обычно Шандор говорил «о боже мой» и отпивал у Ирвина глоток — это была игра ещё с тех пор, когда Ирвин был совсем маленьким. Вот и сегодня он, не глядя, взял стакан, отхлебнул, со стуком вернул обратно на стол. Веселее не стало. Взгляд Шандора был всё равно в бумагах, не с ним.
— Шаньи!
— Что, Ирвин?
— Если только до опушки?
Шандор отложил ворох писем таким движением, как будто муху убивал. Уставился на Ирвина в упор.
— Ирвин, родной. Я не спал ночь, и мне важно понять, что тут написано, чтобы я мог решить, что делать, и всё было хорошо. Я тебя очень люблю и никуда не денусь, просто вот сейчас мне нужно поработать. Понимаешь?
Ирвин кивнул и молчал несколько минут. Ну ладно, он может доесть еду. Ладно, он может убрать за собой посуду, Шандор такое любит. Даже вымыть. Но когда Шандор сгрёб свои письма со стола и всё с таким же озабоченным выражением лица направился к себе, Ирвин не выдержал:
— Ты всегда разрешаешь с тобой посидеть!
— И ты опять начал с упрёка, а не с просьбы.
— Можно с тобой?
— Если ты будешь сидеть так же тихо, как когда хочешь, чтобы я решил, что ты уснул.
Ирвин на всякий случай ухватил его за край кофты, и так они и пошли по коридору. Сперва Ирвин положил голову Шандору на колени и ничего особенно больше не хотел, но прошло пять минут. Семь. Десять. Как можно не двигаться?
— Кто-то мне обещал посидеть тихо. — Шандор не поднимал глаз от бумаг. — Ещё один звук — и кто-то выйдет вон. Тебе решать.
Ирвин плюхнулся на его кровать. Хотелось не того. Разве сложно обнять? И разве сложно посмотреть в глаза, ну ещё хотя бы раз?
— Шандор.
Молчание.
— Шаньи!
Не поднимаясь из-за стола, Шандор махнул рукой в сторону двери.
Ирвин послушался бы — правда бы послушался, он уже встал с кровати, шмыгнул носом и объявил:
— Ну и пожалуйста, раз ты меня не любишь.
— Что ты сказал?
— Что я тебе не нужен! Сперва говоришь — никуда не денешься, а потом все тебе нужны, кроме меня!
Вот теперь Шандор наконец-то поднял голову.
— Ты подумал о том, что только что сообщил?
Ирвин кивнул. Шандор медленно встал из-за стола:
— А я думал, когда кого-то любят, уважают чужие просьбы и желания. Я тебя сколько раз просил посидеть тихо? Сколько раз объяснил, зачем мне это? Ты сам-то меня любишь, Ирвин, нет ли?
Он подходил медленно, и глаза у него были чёрные, будто правда без зрачков.
— Не нужен — это когда делают вот так.
Шандор повёл рукой, и Ирвин понял, что не может шевельнуться. Так и застыл рядом с кроватью. Слёзы заполнили глаза, потекли сами.
— Или вот так. — Его же, Ирвина, рука медленно протянулась ко рту и накрыла губы. Стиснула нос, мешая дышать. — Или вот так ещё. — Рука упала вдоль тела, зато щёку как будто обожгло. — Может, тебе больше по нраву такие вещи? Может, так понятнее?
Ирвин замотал головой.