Сейчас пятно — нет, брат! — уставилось на Ирвина пустым, без глаз лицом.
— Это не я, — пробормотал Ирвин и зажмурился, — это не я, это не мой гость, я не звал!
— Он предложил мне воды, — сказал незнакомец, и Ирвин задохнулся и открыл глаза. — Так что технически могу считаться гостем.
Брат вытянулся, принюхался — и к Ирвину, и к чужаку — и вдруг тоненько запищал на одной ноте. Ирвин хорошо знал, что это значит.
— Вы сейчас все сюда слетитесь? — поразился незнакомец. — Из-за одного меня? Нет, знаешь, Ирвин, нам точно пора. А меня Шандором зовут, спасибо, что спросил.
И незнакомец схватил его за руку и дёрнул к выходу.
Шандор не любил выпивку, говорил: «Невкусно». Изредка пил адски сладкую медовуху, из-за которой у меня в кишках как будто сразу всё слипалось, да и всё на этом. А в тот вечер я застала его пьющим вино. Ну то есть как пьющим — он делал глоток, морщился, качал головой, отодвигал стакан. Медлил, делал ещё глоток. Я сказала:
— Эй, ты так не напьёшься, не получится, — и села на пол у его ног, и положила голову ему на колени, и сделала вид, что не заметила, как он вздрогнул.
Он занял самую маленькую спальню, которую смог найти, и всё равно ему здесь было неуютно: он задёргивал шторы даже днём и вздрагивал, если я входила, не стучась. Я не хотела его пугать, просто забывала. Днём он читал и мучил свою магию, старался сделаться лучше, лучше, ещё лучше, а ночами навещал Ирвина и становился всё мрачнее и мрачнее. Сейчас он вообще молчал, поэтому я повторила:
— Ты не напьёшься так, даже не думай.
— Правда?
— Я могу крепкое что-то принести из кухни.
— Да нет, спасибо.
— Ладно тебе! Если одним глотком на силе воли? Хочешь, я тоже выпью этой твоей сладости несчастной?
Тут он впервые улыбнулся:
— Ну и жертвы…
Решительно взял стакан, опрокинул весь сразу и закашлялся. Я врезала ему по спине, и тогда вино пошло у него носом.
— Знал ведь, — сказал, когда и я, и он, и его руки и рубашка оказались оттёрты от вина, насколько можно, — знал ведь, что ничего хорошего не выйдет.
— Что случилось-то?
— Я ему снюсь. Стараюсь, разговариваю, тормошу, песни пою, показываю фокусы, да что угодно. А в следующем сне он всё забывает. Мы уже познакомились раз семь.
Он — это Ирвин, Янин брат и сын Катрин, которого Шандор должен был воспитывать и которого ни в коем случае не должен был обнаружить Арчибальд. Так хорошо придумали с этими снами — и безопасно, и ребёнок под присмотром, и Шандор не мучается совестью.
— Ну пойди встреть его наяву, раз так неймётся. — Я знала, что, скорей всего, сказала глупость, я всегда говорила глупости, и всё-таки. Шандор развёл руками, и улыбка у него была беспомощная.
— Да я боюсь с ним наяву общаться, знаешь. Во-первых, когда мы впервые встретимся, будет считаться, что его путь начался. Не отменить, обоюдная наша связь и всё такое. Во-вторых, я же тоже не образец любви.
— А кто тогда образец?
— Ну явно не я.
— Ну началось, — я даже спорить не хотела. Встала, из горлышка отпила из бутылки, которую он открыл, плюхнулась в кресло. Сказала: — Знаешь что. Ты всё равно не сможешь вечно ему сниться.
— Да я не знаю, как его оттуда вытащить. Там же другое время, он там вырос, и там ему тринадцать, а не шесть. А в мире — шесть. И я не знаю, как ему помочь, как отмотать. В тринадцать он ненавидит людей и пялится в стену, ни туда ни сюда. Ни в покой, ни в радость. Ничего-то у нас не получилось.
— Так отмотай обратно до шести. Его личное время, его годы. Если мир примет его только шестилетним, так тому и быть, не? Пусть проживёт ещё раз, по-нормальному. У нас-то тут прошло всего ничего.
Шандор не слушал. Снова впал в эту свою меланхолию, из которой казался себе самым отвратительным существом на свете, и сообщил:
— И наставник из меня очень и очень спорный.
— Ну, значит, юному Ирвину не повезло. — Я снова встала, хотелось танцевать, но Шандору, конечно, не до танцев. — А кому из нас повезло? Ты не худший наставник, вспомни нашего.
— Он хотя бы уверен был, что знает, как надо.
— Знаешь, если мы все обречены, давай хотя бы не ходить по кругу сотню раз. — Я с самого начала не одобряла всю эту затею, но Шандору попробуй что втолкуй. — Если ты так и так намерен с ним возиться, то возись на здоровье, не отлынивай. Если ты выльешь слишком много крови, я тебе сообщу.
— Не смешно, Марика.
— А что вообще смешно? Хоть у кого-нибудь из нас была нормальная жизнь? Нет, и не будет, мы здесь родились, так что давай хотя бы не шарахаться. — Я не знала, как объяснить, не умела объяснять. Арчибальд вечно говорил: я косноязычна. — Нужно идти навстречу, а не от.