Участок, на котором стоял дом, был совсем небольшой. Места в садике хватало лишь на площадку для одного автомобиля и пару клумб. Кадзумаса приткнул машину к микролитражке, на которой ездила Маюми. Целиком она не поместилась и малость выступала за границы участка, но претензий никто предъявлять не стал.
— Ну, пошли, Тамон. Веди себя хорошо.
Кадзумаса пристегнул поводок к новому ошейнику, купленному вместе с собачьим кормом, и вылез из машины.
— Сестренка! Я Тамона привез, — крикнул Кадзумаса, открывая дверь в дом.
Сестра отозвалась не сразу:
— Кадзумаса? Ты с собакой?
— Да.
Кадзумаса вытер Тамону лапы мокрым полотенцем и вошел в дом. Из ванной показалась Маюми.
— Стираешь?
По лицу Маюми пробежала тень:
— За мамой недоглядела.
Судя по выражению лица сестры, мать не просто обмочилась.
— Достается тебе… — сказал Кадзумаса.
Маюми в ответ только опустила голову.
— Да ничего, я привыкла… Маме хуже. Прям не знаю, что делать… Ой! Тамон! Здравствуй, здравствуй.
Маюми наклонилась и протянула руку. Тамон с важным видом обнюхал ей пальцы, лизнул кончиком языка.
— Умная ты псина!
Маюми погладила морду Тамона.
— Хороший пес?
— Спокойный, послушный вроде. Матери, думаю, тоже понравится. Ну что, попробуем отведем к ней?
— Ага.
Маюми пошла впереди, Кадзумаса, ведя Тамона, последовал за ней в коридор. Комната матери была на первом этаже в самой глубине дома. Самая просторная и солнечная.
— Мама! Кадзумаса приехал. Проходи.
Ответа не последовало. Маюми открыла дверь. В комнате пахло дезинфектором. Перехватив поводок, Кадзумаса вместе с Тамоном вошел в комнату.
— Мам! Ты как?
Мать лежала на футоне[6] на боку и, повернув голову, смотрела на клумбу за окном.
— Мама! — еще раз окликнул ее Кадзумаса.
Мать перевела взгляд на него.
— Вы кто?
Слова матери поразили Кадзумасу, он закусил губу. Болезнь матери постепенно прогрессировала. Ему это было известно. Но она впервые не узнала собственного сына.
— Ну ты даешь, мама! Это же Кадзумаса. Твой сын.
Маюми рассмеялась, будто ничего особенного не произошло, но смех получился каким-то неестественным, и даже в профиль было видно, как она ошарашена.
— А? Кадзумаса? Как ты вырос.
Пока Кадзумаса, не зная, что на это сказать, ошеломленно стоял на месте, Тамон подошел к матери. Сунул нос ей в лицо, понюхал.
— Ой! Что это? Собака? Кайт, что ли?
Мать протянула руку и погладила Тамона по груди.
— Кайт. Точно, Кайт. Где ты шлялся?
В голосе матери звучали интонации маленькой девочки.
— Кайт?
Кадзумаса взглянул на Маюми.
— Может, когда она была маленькая, у них была собака по кличке Кайт?
— Кайт, Кайт.
Поглаживая Тамона, мать, похоже, вернулась в детство не только голосом, но и сердцем.
— И сколько уже так плохо?
Кадзумаса внимательно посмотрел на мать.
— Недели две-три как началось. Она иногда и меня не узнает.
— Могла бы мне сказать…
— Не хотела тебя беспокоить… хотя все равно сказать бы пришлось.
Маюми опустила взгляд.
— Э-э!
Мать поднялась с постели.
— Надо Кайта прогулять.
— Да, пожалуй. Пойдемте все вместе, — быстро откликнулся Кадзумаса.
Кадзумаса с замиранием сердца смотрел, как мать с радостным видом шла впереди, держа на поводке Тамона. У Маюми, судя по ее застывшему лицу, было такое же чувство.
Мать же находилась в хорошем расположении духа, и настроение детей ее совершенно не волновало. Она все время что-то говорила Тамону, останавливаясь, наклонялась к нему и гладила.
— Прям как ребенок, — говорила Маюми.
— Угу, — Кадзумаса кивнул.
Мать будто в самом деле вернулась в детство, и он все больше беспокоился, как бы она не выкинула какой-нибудь дикий номер. Ситуацию спасал Тамон. Несмотря на новое непривычное место, он ничего не боялся и гордо шествовал рядом с матерью.
Было в его виде нечто, внушавшее мысль: если что случится, он бросится защищать мать.
— Ну что ты плетешься, Кадзумаса? Быстрей давай, быстрей!
Обернувшись, мать поманила его рукой. Вспомнила о его существовании.
— Мам, ты слишком быстро идешь.
Кадзумаса прибавил шагу и поравнялся с матерью.
— До чего Кайт умен. Ты посмотри: не тянет совсем. Идет рядом.
У нее не только голос помолодел, она и говорить стала по-другому — по-детски.