— Ага, — кивнул я.
Он отодвинул стул с другой стороны столика и сел напротив.
— Есть дело, — сказал он.
Невоспитанный тип, сразу заметно. Привык делать дела «от себя».
— А что еще есть? — спросил я.
— В каком смысле? — не понял он.
Понятно, вообще с кондачка чувак приперся.
— Ну сгущенка, там, халва, тунца банка — ты мне что-нибудь принес?
— А должен был или что это за порядки такие?
Я кивнул:
— Такой у меня обычай. Кто хочет со мной поговорить о делах, должен принести мне какой-то редкий деликатес. И пока я ем, у него есть время рассказать мне о своем деле. Если ничего не принес — иди, откуда пришел, говорить нам не о чем.
— А ты не слишком ли наглый для своего возраста, пацан? — полюбопытствовал он.
— Ты подвалил не поздоровавшись, подсел ко мне за столик без разрешения, хотя тут так не принято, а наглый я? Нет, я не наглый, просто надо же мне как-то различать людей, на которых стоит потратить время, и тех, с кем не о чем говорить.
— Ты не научился отличать серьезных людей с первого взгляда?
— Ты о себе, что ли? — удивился я. — Ну давай подумаем вместе. Ты пришел ко мне со своей проблемой, так? Значит, ты уверен, что я могу решить ее, так? А сам ты ее решить не можешь, получается, так? Таким образом получается, что ты не способен справиться с проблемой, с которой может справиться шестнадцатилетний пацан. Ну и какой же ты после этого серьезный человек?
Его «бульдог» от такого поворота аж хрюкнул. Наверное, нечасто такое слышал в адрес своего хозяина.
— Ладно, уел так уел, — неожиданно легко согласился очкастый. — Только есть в твоей логике маленький изъян. Серьезные люди это не те, которые сами могут решить любую проблему, а те, которые могут нанять всех необходимых людей, и чьи подчиненные могут решать проблемы.
— Тогда зачем ты сюда приперся? Вот бы и напряг тех необходимых людей, в чем проблема.
— Ну ладно, если ты до сих пор не понял, я пришел как раз для того, чтобы тебя нанять.
— Ну ладно, если ты до сих пор не понял, — передразнил я его, — то с чего ты взял, что можешь меня нанять? Я по найму обычно не работаю и с кем попало тем более.
— Я не кто попало, — наконец обиделся он, — я представляю очень серьезных людей, и дело у меня очень серьезное.
— Все так говорят, — вздохнул я, — вот буквально все, еще ни разу такого не было, чтобы пришел человек с делом и прямо сказал, мол, дело у меня не очень важное. Нет, у всех важное. — С этими словами я сунул в рот кусок отбивной и принялся неторопливо жевать.
— Если ты не понял — я могу тебе сгущенки отгрузить хоть ящик, и тунца, и «Нутеллы», и чего угодно. Я представляю серьезных людей с серьезными возможностями.
— Но при себе у тебя, конечно ничего нет, да? На словах все серьезные.
У него на лице пронеслась целая гамма мыслей и чувств.
Я проглотил мясо и сказал:
— Хочешь, скажу, о чем ты только что подумал?
— И?
— О том, чтобы подстеречь меня за пределами Заставы и убедить меня сотрудничать силой или угрозами.
Очкастый отпираться не стал.
— Черт бы тебя побрал, как ты догадался?
Ответ простой: часть своего детства, еще до Падения, я провел в глухоте. В то время как глухие часто учатся читать слова по губам, я научился читать мысли по лицу. Это семейное: еще мой дедушка умел находить спрятанные мною вещи, просто подержав меня за руку и считывая идеомоторные движения мышц. Глухота подстегнула этот талант и я научился приблизительно читать мысли человека по идеомоторным движениям мышц лица. После того, как удачная операция вернула мне слух, этот талант начал потихоньку атрофироваться, как и феноменальный слух слепых, которым вернули зрение, но я все еще легко читаю по лицу эмоции.
Но чтобы не выдавать этот дар, я дал другой ответ, тоже правдивый.
— Просто я уже видел такое выражение лица у человека, который действительно попытался заставить меня стать его проводником. Тоже был типа серьезный человек, с кучей подчиненных Вроде вот этого твоего телохранителя.
— И чем все кончилось?
Я наколол на вилку кусок мяса и придирчиво его осмотрел.
— Я вернулся, а он нет. Я еще продал координаты места гибели всего отряда за пять тысяч патронов. Люди, которые купили у меня эти сведения, вынесли оттуда столько оружия и патронов, что просто озолотились, даже с учетом того, что самые крутые стволы они оставили себе. Кстати именно после этого ко мне прилипло прозвище «Сусанин».
В этот момент Кузьма Звягинцев — тот самый человек, который и отвалил мне пять тысяч патронов, понял, что за моим столом идет не дружеский разговор.