— Нет… Не знаю… Не надо нас кормить, мы на катере ели. Ты адрес скажи. Мне ведь надо… домой.
— Ой, ты не уходи! — испугалась она.
— Как это «не уходи»?
— Подожди. Переночуй здесь.
— Зачем?
— Ну, зачем… Скучно же. Думаешь, приятно полночи одной дома сидеть?
— А где тетя Маша и дядя Игорь?
— В театр пошли. Опера из Свердловска приехала. А потом еще в гости к папиному знакомому.
— А тебя не взяли?
— А я не пошла.
— Почему?
— Из вредности.
— А-а…
— Конечно… Отца всю неделю просила: «Почини, почини велосипед». Он все: «Починю, починю». А сам дотянул… Все ребята на озеро сегодня уехали, а я дома осталась… Ну вот и пусть сами ходят в свой театр.
— Ну, ты тоже хороша. Дядя Игорь с утра до вечера на работе, а ты с велосипедом…
Наташка виновато шмыгнула носом.
— Он говорил: «Подожди до субботы». А в субботу его вызвали в порт. Что-то там срочное случилось. А он сейчас диспетчера порта замещает.
— Сейчас навигация в разгаре. Мы пока плыли, знаешь сколько всяких теплоходов навстречу попалось… Ну, ты все-таки давай адрес, я пойду.
— Останься, Серенький… — жалобно сказала Наташка.
Вот она всегда так, если хочет подмазаться: «Не уходи, Серенький. Сделай, Серенький». Только она Сереньким его и называет.
Раньше еще мама так называла, но это было давным-давно…
— Не уйдешь, да? Я пельменей сварю, у нас две пачки в холодильнике.
Пельмени — это, конечно, вещь, но…
— Куда ты пойдешь ночью… — уговаривала Наташка. — Это далеко, за семь кварталов, на углу Октябрьской и Челюскинцев. Уже полдвенадцатого. И холодно сейчас, вон у тебя руки в пупырышках.
Вечер и в самом деле был свежий. Серёжа, пока шел от пристани, слегка озяб. Но он сурово глянул на хитрую Наташку.
— Это от твоих рук. — Он потер ладонями голые локти. — Почему у тебя пальцы мокрые и холодные? Стирала на ночь глядя?
— Это я ревела, — сердито призналась она.
— Тоже из вредности? — понимающе спросил Серёжа.
— Нет… Я боюсь одна.
Серёжа внимательно посмотрел ей в лицо. Только сейчас при свете слабой коридорной лампочки он разглядел, что глаза у Наташки красные и припухшие. Он не стал, конечно, смеяться. Никогда они не смеялись друг над другом, если одному из них было по-настоящему, до слез плохо. Если человеку одиноко и страшно, кто-то должен оказаться рядом (как сегодня на станции). Хотя, по правде говоря, Серёжа не понимал: как может быть страшно в своем доме, знакомом до последнего гвоздика?
— Ладно, вари пельмени, — сказал он.
Наташка расцвела, и они пошли в комнату.
Наташа сразу превратилась в хозяйку. Цыкнула на Нока, который хотел устроиться на пушистом половике у дивана, и показала ему место у двери. А Серёже велела умываться.
— Успеется, — лениво ответил он.
Скинул сандалии и забрался на диван. Наташа неодобрительно посмотрела на Серёжины колени, темные от земли и въевшегося травяного сока, но ничего не сказала. Диван торжественно гудел всеми пружинами. Гудеть так он научился еще в те времена, когда Серёжа и Наташа устраивали на нем цирковые представления с борьбой и конными скачками.
Наташа ушла на кухню. Нок опять осторожно перебрался на половик и вопросительно посмотрел на хозяина.
— Ладно, лежи пока, — шепотом разрешил Серёжа.
Усталость мягко растекалась по телу. Но спать Серёжа не хотел. Привалившись к вышитой подушке, он оглядывал комнату. Комната была такой же привычной, своей, как и те, в которых он жил. Все знакомое-знакомое: телевизор «Старт», накрытый вязаной салфеткой, черный книжный шкаф с завитушками и треснувшим стеклом, большая фотография в рамке: Наташа и дядя Игорь делают зарядку. Наташка маленькая, шестилетняя, в мальчишечьем тренировочном костюме и с громадным обручем. Дядя Игорь — с двумя двухпудовыми гирями, поднятыми к плечам, весь переплетенный мускулами, как гладиатор. И громадный.
Серёжа вспомнил, как дядя Игорь еще недавно сажал их с Наташкой на вытянутые руки и вертел, будто карусель. Только не в этой комнате, а у Серёжи, потому что у Каховских было попросторнее.
Серёже захотелось в свои комнаты. Он понимал, что пустая квартира — со следами унесенной мебели на полу, с темным квадратом на обоях, там, где висела мамина фотография, — невеселое зрелище. Но все-таки… Он встал и зашлепал босыми ногами в коридор, толкнул свою дверь.
Дверь была заперта.
— Нат, почему заперто? Открой.
— Это не мы, — откликнулась из кухни Наташа. — Домоуправление заперло. Скоро новые жильцы приедут. Какие-то Грачёвы.