В первом классе нас принимали в октябрят – дружных ребят, которые «любят труд и уважают старших». Вот тогда к нам в класс и явился Слава Трубачёв, который был тогда уже пионером и собирался вступать в комсомол. Он деловито сказал, что мы являемся его подшефным классом, и приколол к нашим школьным пиджачкам и фартучкам звёздочки с портретом ангелоподобного хорошенького мальчика лет пяти-шести. После златокудрый юный бог на октябрятских звёздочках уступил место пионерскому значку и галстуку, а они, в свою очередь, – комсомольскому значку, на котором златокудрый мальчик превратился в лысого дяденьку.
Слава нам всем сразу понравился, потому что был обаятельным и, как сейчас сказали бы, харизматичным.
Он с детства проявлял задатки лидера: возился с нами, не жалея сил и времени, учил маршировать под аккомпанемент барабанного боя, организовал школьный хор, устраивал всевозможные праздники, готовил нас к первомайской и ноябрьской демонстрациям. Даже ставил для нас настоящие спектакли со своими однокашниками, где виртуозно играл главные роли! Если же брал роль второго плана, то в его исполнении она становилась ведущей.
Слава бесподобно играл в школьном спектакле по повести Гайдара «Военная тайна» Мальчиша-Кибальчиша, который не хотел, «чтоб буржуины пришли и забрали нас в своё проклятое буржуинство». Он не выдал Военной Тайны даже после страшной муки, а самим им, проклятым, было не догадаться, что за тайна такая. Обаятельно он сыграл и Мальчиша-Плохиша, вероломно предавшего мальчишей-малышей за бочку варенья да корзину печенья. И самого Главного Буржуина с толстым накладным животом и в шляпе-цилиндре. В этой роли он таращил глаза и, обхватив ладонью подбородок, искренно удивлялся: «Что же это такая за непонятная страна, в которой даже малыши знают Военную Тайну и так крепко держат своё твёрдое слово?» И давал команду трубить тревогу сигнальщикам и махать флагами махальщикам, потому что «будет у нас сейчас не лёгкий бой, а тяжёлая битва».
– И погиб Мальчиш-Кибальчиш… – со слезами произносила слова автора Ленка Ковалёва, председатель совета пионерской дружины нашей школы, а мы все рыдали в зрительном зале от горя и ещё больше ненавидели злобных пузатых буржуев.
Ещё Славик Трубачёв проводил в нашем классе политинформации по четвергам, где рассказывал об ужасах капиталистического мира:
– А вы знаете, дети, что в Нью-Йорке настолько высокая преступность, что вероятность быть застреленным на улице такая же, как во время оккупации в годы Второй мировой войны? – риторически спрашивал он.
– Ой, мамочки! – пугались мы, потому что нас учили не оставаться равнодушными к тому, что происходит в мире, и радовались, что у нас нет такой преступности и многих других кошмаров «продажного буржуазного мира».
Мы тогда ещё не знали, что совсем скоро наступит время, когда нам придётся шарахаться от собственной тени в подъезде, когда отравляющий любое существование страх станет основной эмоцией на постсоветском пространстве, потому что мы позаимствуем у Запада не только джинсы и тяжёлый рок, но и оголтелую преступность. Хорошо бы нам научиться заимствовать у других народов что-нибудь хорошее и полезное, а не только плохое и разрушительное: мы всегда сметаем всё без разбора, как заплесневелую колбасу с пустого прилавка сельмага. Только где этому можно научиться?..
Трубачёв бегал с нами, как с писаной торбой, доказывая всем, что его подшефные пионеры – самые лучшие. При этом он умудрялся оставаться шпаной, но ему всё сходило с рук опять-таки благодаря его безмерному обаянию и активной общественной работе. Правда, он был не таким, как нынешние отморозки, а напоминал, скорее, Мишку Квакина из «Тимура и его команды», ворующего яблоки из чужих садов, или обаятельного Остапа Бендера. Кто бы мог подумать, что эти герои окажутся невинными детьми при сопоставлении с сегодняшними аферистами и правонарушителями?
В шестом классе мы сами стали вожатыми у нового поколения октябрят, а наш Слава закончил школу. Мы упрашивали его остаться ради нас хотя бы на второй год, но в его аттестате не было даже «троек». Нам было грустно, а ему весело. Его манили неизведанные дали жизни.
Когда к концу 80-ых в Кремле решили, что наша страна идёт каким-то не таким, как надо, путём, а каким надо идти, тоже никто не смог внятно озвучить, то все мы пребывали некоторое время в растерянности и даже в шоке. Но юность пела нам в уши, что всё будет хорошо, и даже значительно лучше. Таково уж ее свойство!