— Зачем придумывать? — ответил я. — Правда интереснее всякой придумки.
— Да-а, как бы не так! — протянул он с полным недоверием.
— Разрешите?.. — сказал высокий лейтенант, делая вежливый полушаг вперёд. — Нам пора.
— Вы что же, приставлены к нему? — спросил мой друг, кивнув на мальчика.
— По вечерам, — сказал лейтенант. — Он ведь в Москве первый раз, мало ли — заблудиться может, и движенье порядочное…
Они оба — большой и маленький — сделали шумный поворот по-военному и вышли…
Командир
По дороге на фронт я остановился переночевать в маленьком городке, по имени Чернь. Было уже совсем темно, я ничего не видел. Беззвучными улицами меня проводили к месту ночлега и помогли взобраться по крутой лестнице на сеновал. Я ощупью разровнял сено и с удовольствием улёгся.
Проснулся я, когда во всех щелях старой крыши золотилось солнце. Над моей головой громко чирикала стая воробьёв. Слышно было, как они постукивали клювами по стрехам и шевелили солому — наверно, шла утренняя чистка крыльев. Вдруг вся стая замолкла и через мгновение дружно вспорхнула. Шум её полёта быстро исчез. Наступила полная тишина.
Я думал, что очень рано, потому что только спящий городок мог быть таким безмолвным. Но меня удивило, что не слышно было петухов. Я скатился с сена, распахнул дверь и выглянул на двор.
Там находилась единственная крошечная хибарка, а за нею тянулись вдаль бугры земли, поросшей высоким, в человеческий рост, бурьяном. Это и были улицы Черни.
Я стоял неподвижно, глядя на разрушения. Я знал, что два года назад Чернь была в руках немцев. Когда Красная Армия разбила немцев под Тулой, они уничтожили на пути своего отступления все города, деревни и сёла. Но хотя я это знал, меня поразило то, что я видел.
Кое-где подымались над землёй обломки зданий. В былых садах торчали высохшие, чёрные яблони. Кругом на кучах развалин буйно росли чертополох, репейник и лопухи, густо покрытые пылью.
Мне показалось, что исчезнувший городок был прежде очень красив. Наверно, он стоял в зелени, с весёлыми окнами домов и раскрашенными воротами. По улицам его утром тарахтели колёса телег и не спеша проходило стадо коров. Пели и кричали птицы, дети бежали в школы, дым завивался над всеми крышами.
И когда я подумал так, мне стало тяжело дышать от боли за страдания, причинённые городку нашествием, и от ноющего приступа злобы к врагу.
На окраине, где уцелели отдельные дома, люди уже начинали новую жизнь, что-то строили и засевали, но я покинул Чернь с тяжёлой памятью о развалинах, которые увидел ранним утром с сеновала.
Я много передвигался по фронту с частями армии. После поражения под Орлом неприятель отступал на запад, и наши дивизии с боями преследовали его. Каждый день войска отличались в сражениях, и я встречал десятки храбрецов и героев.
Однажды во время привала ко мне в палатку вошёл познакомиться молодой командир. Я уже слышал о нём, но, когда он явился, я не мог сдержать улыбки.
Это был юноша с чистым и бойким взглядом, очень лёгкий, тоненький. Сапоги с широкими голенищами были как будто не с его ноги, и он словно выпрыгнул из них в палатку. Он тотчас заметил мою изумлённую улыбку, и выражение серьёзного его лица стало задорным. Он назвался полным именем: Алексей Иванович Зайцев, и мне ничего не оставалось, как обращаться к нему так, как он пожелал.
— Хорошо, — сказал я. — А давно ли вы из школы, Алексей Иваныч?
— Давно.
— А как вы, Алексей Иваныч, учились?
— Хорошо.
— А сильно ли вы, Алексей Иваныч, озоровали?
— Сильно.
Тон его был решительным, так что я даже пожалел, что начал шутить. Он как будто хотел мне сказать, что я забываюсь, что передо мной командир, бывалый в боях, а я позволяю себе разговаривать с ним, как с мальчиком.
И вдруг он рассмеялся, как школьник в классе, долго сдерживавший смех и наконец не вытерпевший. Точно солнце брызнуло в палатку с этим обрадованным смехом. И я тоже засмеялся, не зная чему, и спросил:
— Что вы, Алексей Иваныч?
— Теперь на войне пригодилось, — ответил он, всё ещё смеясь.
— Что пригодилось?
— То, что сильно озоровал.
Я крепко обнял его с тем порывом внезапного расположения, который известен учителям, и, не выпуская его, задал ему, как учитель, задачу:
— Ну-ка, перечислите мне, Алексей Иваныч, все должности, какие вы занимали с начала войны и до сего дня.
Сморщив брови и приподняв голову, как у классной доски, он начал припоминать: