— Эвен, ты закончил? — подходя к вчерашнему рыбаку, что натирает утварь, произнес юноша.
— Да. Команда уже поела. — легкий звон и кастрюля оказалась уже на полке.
— Я уже знаю. Каши мне кинь в тарелку. И чайку с ромом.
— С ромом? — чуть приподнялись брови кока, когда тот уже потянулся за тарелкой для капитана.
— Да ладно тебе. Расслабиться хочу. Отдохнуть, а то день был слишком уж суматошным. Чересчур даже. Спроси у команды, узнаешь.
— Уже. — смешок раздался пока Эвен накладывал кашу.
— Быстро сориентировался.
— Вот держи. — кинув в густую кашу ложку, подлив чуть рома в чай и протягивая тарелку, проговорил Эвен.
— Спасибо. — капитан аккуратно взял тарелку с кружкой и направился в свою каюту.
Он положил еду на свой, пока пустой, стол, уселся в кресло и начал трапезу. Через несколько минут каюту посещает Чарльз.
— Чего хотел? — спросил с порога Чарльз, протирая запястья.
— Ну как тебе корабль, команда, кок и Пол?
— Отличные мужики. Эвен мастер своего дела. С Полом… Ну мне кажется мы сработаемся. А остальные мужики тоже хороши. Я бы сказал, что это наилучшие парни из возможных. — пройдя в глубь каюты, уселся квартирмейстер на стул напротив своего капитана. — Мне интересно что. Команда идет за своим капитаном и в огонь, и в воду, а куда же их ведет капитан, совсем еще юнец. Чего ты хочешь добиться? — Чарльз поставил руку на стол, подперев своим кулаком голову, и уставился пристальным взглядом на Эдварда.
— Богатства и власти. — не поддавшись на угрозу в свой адрес, Джонсон даже не шелохнулся.
— Давно ты это понял? — чуть ослабив напряжение, продолжил Чарльз.
— В шесть лет. — коротко и лаконично отвечает капитан.
— Быстро ты повзрослел, Эдвард.
— Не я такой, жизнь такая. — с грусть произнес капитан, вспоминая картины детства.
— Что-что, а это правда.
— Ну, закончим эту тему. Чарльз, откуда ты? — наконец, началась та часть разговора, к которой юноша жаждал приступить быстрее всего.
— Откуда? Да если бы я знал. Готовься, история будет длинная.
«Я вспоминаю себя только пятилетним. Ну, как вспоминаю. Так проблески прошлого. — чуть покрутил кисть около головы проговорил Чарльз. — Как я маленький высовываю голову из обоза и вижу огромное поле, бескрайние поля. Я лет до десяти катался по Англии. Казалось, что я видел всю Англию, богатые окраины Лондона, бедные маленькие города, огромные леса, поля, что напоминали пустыню. А катал меня мой дядя. У него не было ни семьи, ни детей. И со мной почти не разговаривал. Он и про родителей все время умалчивал, переводя внимание ребенка, на что-то другое. В детстве я думал, что так и должно быть. Когда мне было десять лет, моего дядю убили. Грабители. Обоз обокрали, а меня выкинули на улицу. — ни один мускул не шелохнулся на лице квартирмейстера. — И на окраинах Манчестера началась новая глава моей жизни. И я стал обычным мелким вором. Подружился с группой таких же, как и я, обездоленных и бездомных детей. Мы воровали так, что нам завидовали взрослые. С обычных краж овощей и фруктов мы довольно быстро перешли на ограбление домов. Мне тогда было уже восемьнадцать. И однажды мы забрались в дом одного чиновника, очень крупного чиновника для Манчестера. И в это время, когда мы смогли вынести на улицу и положить в обоз почти половину всего ценного, что там было, я заметил картину. — чуть замешкался при рассказе Чарльз. — На ней были изображены мужчина и женщина с ребенком. И тогда у меня в голове мелькнула картинка как те самые люди, держа меня на руках, говорят какой я хороший. Женщина сюсюкалась со мной, а мужчина говорил, что я вырастут и станут достойным человеком. И тогда я понял, что нашел своих родителей. У меня в голове что-то перемкнуло, и я сказал своим друзьям, что бы те бежали потому, что сюда кто-то идет. Я наврал им, не рассказывая ничего. Они поверили, убежали, а я остался. Остался дожидаться, возможно, своих родителей, возможно погибель. И вот наступает тот злополучный час, и они возвращаться, как я понял, со званого ужина. Я встал с кресла и приготовился, а они зашли в комнату, где я их и ждал. Мать бросилась в слезах ко мне, а отец стаял в дверях. Я на свое удивление, оказался прав.
— Разве Питер не должен тебя оберегать. — сказала женщина, обливаясь слезами и бесконечно лаская своими руками мое лицо.
— Нет. — «Его звали Питер?» — подумал я. — Он умер четыре года назад. — сказал я без доли сожаления и горечи.
Мать все плакала, стоя передо мной на коленях и обнимая меня за ноги. И тут подходит отец. Тогда он проговорил страшные для меня слова.