Потом нас Светка познакомила со своими родителями, мамой и папой. Вообще‑то я думал, что профессора другие. Полные, высокие и серьезные. А Светин папа, наоборот, худой и очень веселый. Он все время шутил за столом, рассказывал всякие истории.
Между прочим, я впервые выпил шампанского. Целый бокал! Ничего, только в нос бьет. Потом мне стало как‑то очень хорошо и весело. Все пошли танцевать. Свету пригласил сначала Костька Павлов, потом Паганель. Лучше всех, конечно, танцевал Архипов. Поэтому, наверно, его Светка и пригласила на дамский вальс. А я стоял у стены. Танцевать я не умею. Это пробел в моем воспитании. Ко мне подошла Зинка — маленькая и пригласила. Но я ответил, что у меня болит нога. Хотя никакая нога у меня не болела. От нечего делать я пошел в коридор. А потом заглянул на кухню. И тут я увидел свой портфель. Он лежал на полу. Тут же сидел большой пушистый кот. Он усердно облизывал мой портфель. Мне стало совсем грустно. Неужели торт раздавился, пока его таскали в портфеле?
А в большой комнате Светка продолжала танцевать с Колей Архиповым. Она на него смотрела, как никогда не смотрела на меня. Я несколько раз уходил из комнаты с печальным. видом. И опять возвращался. И ждал, посмотрит она на меня или не посмотрит. Но она не посмотрела. И я решил уйти.
Светиной маме я сказал, что мне нужно учить французский.
— У вас что, переэкзаменовка? — спросила она.
— Нет, я изучаю самостоятельно.
— Какой молодец! — похвалила меня Светина мама. — А мы свою Свету никак не заставим.
Уже на улице меня догнал Паганель:
— Ты что так рано?
— А ты что?
— Да… понимаешь, дела…
До трамвайной остановки мы шли молча.
— Хороша именинница! — неожиданно буркнул Паганель.
— Известно, — подтвердил я. — И что она в этом Архипове нашла особенного!
— А ее еще Костька Павлов обещал покатать на мотороллере.
Сплошное предательство! И мы, не сговариваясь, зашагали в ногу.
Сейчас уже первый час ночи. А мне никак не хочется спать. Ничего, я докажу ей!.. Как это… Так дай вам бог любимой быть другим!
О чем не знали Никита и Паганель
Только в половине одиннадцатого Светкины гости стали расходиться по домам. Уходили все сразу. Шумно. И ра улицу вместе с ними I вышла песня про Леньку Короля, который так и не обзавелся Королевой.
Наконец Коля Архипов и Светка осталась одни. Они свернули на тихую улицу, параллельную проспекту Коммунаров, и не спеша пошли к ее дому. Сегодш: у нее особый день, и она сможет вернуться попозже.
Теплый вечер незаметно перешел в мягкую летнюю ночь, наполненную огнями и шелестом листьев.
Оставшись одни, они целый квартал шли молча. Потом Светка улыбнулась чему‑то своему и ни с того ни с сего сказала:
— А странный все‑таки этот Никита… Убежал вдруг.
— Он хороший парень, — сказал Коля.
И они снова пошли молча. Светка не знала, о чем говорить.
— А почему ты школу бросил? — неожиданно спросила она Николая.
— Так вышло, — не желая говорить об этом, ответил Коля.
— Ну, а почему все‑таки? — допытывалась Светка.
— Учиться надоело.
— Врешь ведь!
— Конечно, вру, — согласился Коля. — Понимаешь, Света, не все же живут так, как ты. Ну и вот… Мать у меня тяжело заболела. А я у нее один. Ну и, понятно, пошел работать.
— Да… А я думала… Ты извини…
— Да нет, чего уж… Вот я в мастерские и устроился.
Светка хотела сказать, что можно учиться и в вечерней, но сдержалась. И Николай, словно угадав ее мысли, сказал:
— Ас вечерней у меня пока не получается. Вернешься с работы, за матерью ходить надо. А когда уроки учить? Я даже футбол забросил. И потом не обязательно учиться! Я восемь классов кончил, и хватит. Я знаю некоторых, и того меньше учились, а живут дай бог!
— Это ты не прав, совсем не прав, — взвилась Светка. — А ты знаешь, ребята в отряде решили, что все долж-
_ ны учиться.
Разговор прервался. Коля насупился и молчал, думая о чем‑то своем.
— Ты что, обиделся на меня, да?
— И совсем не обиделся. В общем‑то ты права…
— А чего Же ты такой?
— Да так, вспомнил кое‑что…
Он отломил веточку с придорожного дерева и тут же обронил ее.
Над городом светилась ясная июльская ночь,
Джентльменское соглашение
Их было только двое. Один, не оборачиваясь, смотрел в окно и говорил спокойно и негромко:
— Повторяю, тебе это ничего не стоит. Ты просто окажешь мне маленькую любезность, как и полагается порядочному человеку… Никакого труда, никакого риска.
— Я не могу этого сделать.
— Не можешь?.. Совестно? Ну что ж. Три месяца назад в этой же самой комнате ты говорил мне, что никогда не забудешь то, что я для тебя сделал… У меня хорошая память!
— Что хотите, а я не могу…
Второй поднялся и хотел было уйти.
— Ну‑ка, сядь на место! Разговор еще не окончен, — резко изменил голос стоящий у окна.
Второй остановился. Голос снова стал спокойным и тихим.
— Мне хочется и впредь, чтобы мы оставались друзьями. В моем возрасте слов на ветер не бросают. Так вот, давай договоримся: ты мне больше ничего не должен, ни копейки. И об этом забыто, но бумагу ты мне принесешь… Пойми, это очень важное дело, это касается не только меня… Это, если хочешь, в государственных интересах… Надеюсь, ты меня понял…
. — Тогда пойдите к ним и скажите открыто.
— Есть много причин, не зависящих от меня, почему я не могу сделать именно так. Но я тебе не лгу. Да и было бы смешно лгать, ты же знаешь меня…
Второй помолчал. Стоящий у окна круто повернулся. Лицо у него было доброе и усталое. Он подошел к своему собеседнику и положил ему руку на плечо.
— Все будет хорошо, ты не сомневайся!.. Знаешь что, у меня есть бутылочка отличного коньяка… Товарищ один привез. Давай по — мужски…
На столе появилась бутылка. Вазочка с нарезанными ломтиками лимона. Яблоки.
— И вот что мы сделаем, дружище, — продолжал хозяин, — где это у меня записная книжка… Так… так… Один двадцать девять девятнадцать.
Он быстро набрал номер телефона. Подождал несколько секунд.
— Танюша, ты?.. Добрый вечер. Не помешал?.. Что я?.. Да вот скучаем с одним молодым человеком, вашим хорошим знакомым… Да, да, с ним самым. Может, схвйтишь такси и приедешь?
Второй замахал рукой, мол, не надо. Но говоривший понимающе подмигнул гостю и, не меняя тона, закончил:
— Вот и умница! Значит, мы без тебя не начинаем! Трубка мягко легла на рычаг. Хозяин подошел к столу.
Наполнил рюмки.
— Итак, за дружбу!
Еще одно письмо
Как всегда, редакционную почту Воронов вскрывал сам. Он любил эти утренние часы, еще без телефонных звонков, когда воздух в кабинете не прокурен и пол еще влажный после уборки.
— Так, это интересно… Молодцы ребята!.. — вслух рассуждал он. — От Галкина… Уже пятое письмо. Нет, ему верить нельзя… Ого, это в набор!
Красный редакторский карандаш делал быстрые пометки. Воронов уже пересмотрел половину почты, когда наткнулся на одно письмо. Пришло оно из Озерков от какого-то Кириллова.
«Дорогая редакция! — писал Кириллов. — Сам я бывший партизану сейчас работаю бригадиром плотников на стройке. Прочитал недавно в вашей газете про дела нашего партизанского отряда, а потом статью товарища Фирюгина, которого я хорошо помню. Очень все правильно вы описали. Но только одно мне неясно, как Карташов мог оказаться предателем. Я, Скворцов и он были вместе с Седым. Карташов и знать не знал, что Седой послал ребят в город. Сам Карташов геройски погиб… Тут какая‑то ошибка, товарищи! А еще у меня есть просьба, напишите мне, если вам известны, адреса Седого и Алеши Фирюгина. Между прочим, ему и Демидову повезло. Они, выходит, только двое тогда из города вырваться смогли. Демидов в Курске, как я знаю, живет. А вот что Фирюгин жив, это для меня приятная весть».