Выбрать главу

Нину Ивановну мучают вопросы: замостить булыгой двор или не следует? Вырыть или не следует колодцы и погреба? Ставить конюшню, сеновал, коновязи или не ставить? Какой паркет настелить в кабинете Пушкина? С чубуком? Карнизы какие сделать — с лепными украшениями или гладкие? Потолки? Тоже гладкие? При восстановлении кабинета Пушкина должна быть проявлена особая тактичность.

Надо сделать и комнаты сестер Гончаровых, Екатерины и Александрины, которые переехали с Полотняного Завода в Петербург, к Пушкиным, в 1834 году. Прежде в экспозиции таких комнат не было. Где взять «гончаровские» детали для них? И комнату няни надо сделать, и комнату детскую увеличить, чтобы она была на три окна. Найден вход в чулан, — значит, и им надо заняться. Смотровое окно в стене арки тоже найдено — это чтобы привратник мог видеть, кто приехал.

Очередные заботы Нины Ивановны мы узнавали при каждом нашем посещении Ленинграда.

Новые карнизы найдены при дополнительной послойной расчистке в буфетной, в столовой, в гостиной, в спальне. Надо достать 17 метров белого сукна и покрасить его в темно-коричневый цвет. Хорошо бы еще достать бежевое сукно и 100 метров бахромы в 10 сантиметров шириной. Свинец, который вшить внизу в занавеси, чтобы создавалось ощущение «наглухо спущенных штор», настроение тревоги.

Но сегодня у меня была встреча с миром абсолютной истины, незыблемости, оставленной нам.

После обеда мы отправились немного проводить Нину Ивановну: она ехала на Мойку. Бывает там ежедневно. Архитекторы беспрестанно что-нибудь обнаруживают — следы перегородок, остатки неизвестных прежде росписей, старых печей, дверных проемов, оконных приборов.

— Ведутся натурные исследования, чтобы воссоздать квартиру в первоначальном, подлинном пушкинском виде, — говорила нам Нина Ивановна. — Найдены детали парадной лестницы на второй этаж. И знаете, что еще доказали натурные исследования? — Нина Ивановна сделала паузу. — Наличие в комнатах клеевой краски. Подтвердили газеты, которые были под краской. И не просто газеты, а датированные. Например, «Северная пчела» 1833 года. Это — в детской. Но исследования продолжаются. А кто был перед закрытием музея на ремонт одним из последних его посетителей? Не ожидаете — патриарх Пимен. Сама водила патриарха по экспозиции.

— Действительно неожиданный посетитель.

— Когда поглядел на рисунок Бруни — Пушкин в гробу, где у Пушкина на груди лежит икона и она довольно четко прорисована, сказал: икона Трех святителей.

Мы в ответ рассказываем Нине Ивановне, что в Пятигорске, в церкви при кладбище, где было первое захоронение Лермонтова, сохранилась икона — вклад бабушки Лермонтова Елизаветы Алексеевны Арсеньевой. Лермонтов был тогда маленьким мальчиком, и бабушка впервые привезла его на Кавказ. Как потом Кавказ повернулся в судьбе внука… Знала бы об этом бабушка… А об иконе — вкладе нам поведали в Совете по делам религий при Совете министров СССР, поведала Наташа Габова: она сама видела эту икону.

— Я стояла перед ней как очарованная, — сказала Наташа.

— Счарованная, — сказал я.

БАБА ЛИЗА

— Баба Лиза родилась в 1884 году. Умерла девяносто восьми лет, в 1982. И знаете, до последних дней имела ясность, чистоту мыслей. Читала, повторяла стихи Лермонтова. Говорила мне, что они сохраняют ей память.

Передо мной в кресле сидит Мария Николаевна Волчанова, выпускница лесотехнического института, научный сотрудник, специалист по деревообработке. У ее ног, на полу, — большая сумка. Она раскрыта, полна документов, специально для меня принесенных. Часть бумаг уже выложена на стол. Я договорился с Марией Николаевной о встрече, чтобы она рассказала мне о бывшем директоре домика Лермонтова в Пятигорске Елизавете Ивановне Яковкиной, которая сумела сберечь домик во время фашистской оккупации Пятигорска.

— Все вокруг горело. Горел весь Пятигорск. Гитлеровцы хотели сжечь и домик, но удалось его спасти. Чудом, — говорит Мария Николаевна. — Баба Лиза всегда вспоминала об этом как о чуде. Домик Лермонтова называла дорогим существом.

Мария Николаевна показывает запись в дневнике, сделанную Елизаветой Ивановной, когда Елизавета Ивановна уже оставила работу в музее. В дневнике — старой клеенчатой тетрадке — было написано: «У меня такое чувство, будто я хороню дорогое для меня существо».

Это Елизавета Ивановна покидала единственно мыслимую для себя работу — работу хранителя дома-музея. Все силы, весь жизненный опыт она отдала любимому поэту. Любимому еще с гимназической поры.