Скитаются в нем одни-одинешеньки...
Малефисенте и думать не хотелось, на что похож этот мир и какие сны видят в нем сестрички. Разве мир снов не скрыт в самых темных, самых потаенных глубинах разума? Вряд ли ей дано понять, какие сокровенные тайны открылись теперь сестричкам в их новой реальности. Она зябко повела плечами при одной мысли, какие кошмары их могут окружать. И вдруг ей стало любопытно – а могут ли они встретиться там с Розой, проникнув в ее собственный уголок страны снов?
«Да пусть они провалятся в самый Аид, эти сестрички – с их зеркалами, заклинаниями, с их безумием! Они обязаны были спасти их дорогую младшую сестренку!»
Но старая королева в зеркале сумела выразиться лучше.
«Как и многие из нас, Малефисента, эти мерзкие сестры просто неспособны рассуждать здраво, когда в опасности оказывается их семья».
Малефисента тогда посмеялась над старой королевой Гримхильдой. Уж ей ли толковать с Малефисентой о семье!.. Однако темная фея сдержала все просившиеся на язык острые слова, не решившись заговорить со старой королевой о ее дочери Белоснежке, которая сейчас вполне благоденствует как правительница собственного королевства.
Даже думать об этом Малефисенте было тошно.
На что она вообще похожа, такая волшебная жизнь, когда тебя не трогают ни беды, ни раздоры, сокрушившие столько других королевств? А ведь это все заслуга старой королевы, не так ли? Каким-то образом сейчас ее магия сделалась еще сильнее, чем в те времена, когда королева была жива. Она сумела дотянуться из-за завесы, отделяющей мир мертвых от мира живых, и теперь заботливо хранила свою дочь и все ее семейство. Может, для Гримхильды это искупление за то, что она пыталась убить Белоснежку, когда та была еще совсем юной. Гримхильда заняла место своего отца в волшебном зеркале и навеки стала рабыней Белоснежки, подобно тому, как отец Гримхильды был ее рабом. Отныне она обречена быть защитницей и охранницей Белоснежки, не зная ни минуты покоя – стеречь ее сон по ночам, оберегать от любых невзгод ее детей и внуков. Одним словом, неустанно заботиться о счастье своей несносной дочурки и ее потомства.
Любовь Гримхильды к дочери не давала Малефисенте покоя, все время напоминая о себе как неослабевающее подозрение, что это должно как-то тронуть ее сердце. Однако Малефисента все время загоняла его поглубже – туда, где гнездились другие такие же подозрения. В ее воображении все они выглядели как обломки мрачного могильного камня, и ее то и дело занимала мысль – как вообще возможно таскать в себе такую тяжесть.
Сестрички как-то поведали ей, что Гримхильда испытывает непрестанную боль. Наверное, старая королева ощущала ее в себе как острые зазубренные камни, режущие ее изнутри. Малефисента и сама не знала, что хуже – тяжесть ее груза или боль, терзающая Гримхильду. Сестрички наверняка сказали бы, что и то и другое способно уничтожить своих носительниц. Но Малефисента считала, что ее бремя словно дает ей опору и равновесие. Не будь этой привычной муки – как знать, возможно, ее просто развеяло бы по ветру.
Сестрички порешили, что Белоснежку и ее семейство лучше оставить в покое, чтобы не злить Гримхильду. Но как бы ни была могущественна королева, а сны ее дочери ей не подвластны.
Сны принадлежат добрым феям. А еще – трем сестричкам.
Глава 2
Погребение
Две ведьмы стояли на обдуваемых ветрами утесах возле замка. Они сильно разнились по возрасту и навыкам колдовства, зато очень сходились в чувствительности и уязвимости. Под ними, плюясь зловонной черной пеной, клокотало бурное море, а небо над их головами было затянуто густым темно-пурпурным дымом. Поглощая свет солнца, этот дым покрывал все королевство мрачной пеленой.
В какую бы сторону ни смотрела Цирцея, повсюду ей виделись следы взорвавшейся Урсулы. Невыносимое, тошнотворное зрелище. Все вокруг – и почерневшие берега, и обрушенные скалы – было отмечено печатью разрушения, от которого души ведьм наполнялись унынием и печалью. Вместо того чтобы сокрушаться, Цирцее стоило бы направить свою магию на то, чтобы возродить в королевстве жизнь и процветание, но ей никак не хватало духу взяться за столь грандиозную задачу. Пока еще не хватало. Сейчас ей казалось, что если она попытается, то тем самым уничтожит последнюю память о том, что осталось от ее старой подруги Урсулы.